Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

Глубже и глубже дерево уходило в дерн. Удары де Грандена становились все чаще по мере проникновения палки вглубь. Наконец, когда осталось меньше шести дюймов на поверхности, он поднял железку высоко над головой и размахнулся со всей силой.

Волосы на моем затылке встали дыбом, по спине пробежали мурашки – кол с легкостью проскользнул в землю, как в песок; из глубины могилы раздался леденящий душу унылый стон.

– Боже правый, что это? – ошеломленно воскликнул я.

Вместо ответа он ухватился руками за кончик кола и кое-как выдернул его из могилы.

– Поглядите! – коротко приказал он, направляя луч фонарика на острие палки: дерево было испачкано темно-красной жидкостью. Это была кровь.

– А теперь, чтобы навеки, – прошипел он, воткнув кол еще раз в могилу и утопив его еще глубже с помощью монтировки. – Что ж, друг мой Троубридж, сегодня мы совершили доброе дело. Не сомневаюсь, что молодой Экхарт скоро оправится от болезни.

Его слова оправдались. Экхарт пошел на поправку, и через неделю полностью восстановился.

Вспышка гриппа и инфлюэнцы в городе принуждала меня трудиться не покладая рук. Я постепенно оставил надежду на получение любой информации от де Грандена: пожатие плеч было ответом на все мои вопросы. Я причислил странные кровоизлияния Экхарта и запачканный кровью кол к необъяснимым тайнам. Однако…

– Добрутра, жентльмены, – приветствовал нас детектив сержант Костелло, проследовав за моим секретарем Норой в столовую. – Извиняюсь, что нарушил еду, но есть маленькое дельце, и хотел бы грить с дохтуром де Гранденом, если вы не возражаете…

И он посмотрел с надеждой на маленького француза и раскрыл губы, готовый описать «маленькое дельце».

– Parbleu, – улыбнулся де Гранден. – Хорошо, что завтрак закончен, cher sergent[134], а то разгадка преступления для меня – как красная тряпка для быка: я должен бросаться на нее, голоден я, или сыт! Говорите же, друг мой: мой слух подобен ушам Валаамовой ослицы![135]

Огромный ирландец осторожно присел на один из моих точеных стульев Хепплуайт и с осуждением уставился на свою шляпу, что держал между коленями.

– Эт-вот оно что… – начал он. – Тут таинственное исчезновение, жентльмены… Я полагаю, барышня ведает что творит, но я не могу сказать людям об этом…

Вы не то, что эти высокомерные людишки, жентльмены, прошу прощения! Они считают, у полицейских нет никаких мозгов, и относятся к нам, как к своим слугам! Будто наша форма – это ливрея слуги, а полицейский без формы – это низший вид слуги! Когда барышня убегает из дома добровольно, мы оказываемся тупыми ленивыми задницами, да? Эта мисс Эстер Норман пропала средь бела дня, а не в ночи – за день-то до ее первого бала. Похищают детей, а не девушек! Руку даю на отсечение, она сама так решила – а они уже требуют другого детектива!

В доказательство он продемонстрировал нам удар своего кулака по столу.

Де Гранден, облокотившись на стол, неистово пыхтел своей мерзкой французской сигареткой, выпуская дым через узкие аристократические ноздри.

– Вы говорите, что милейшая мадемуазель Эстер, дочь добрейшей мадам Норман с Таскэрора-авеню, пропала? – переспросил он, вынимая сигарету изо рта.

– Да, сор, – ответил Костелло. – Эта самая молодая особа сбежала, так мы решили.

– Mordieu! – Француз закрутил свои пшеничные усы. – Вы заинтриговали меня, друг мой. Расскажите, как это случилось?

– Вчера около полуночи нам позвонили в участок, – отвечал детектив. – Барышня отправилась на автмобиле по делам. Мы отследили ее передвижения, вот… здесь записано.

Он вытащил из кармана черную кожаную записную книжку и заглянул в нее: «В 2:45 она покинула дом и отправилась в «Оушен-траст-компани» – в 2:55. Там она сняла триста тридцать долларов шестьдесят пять цнтов и поехала к мадам Жерар. Там примерила платье для бала, что будет дан вечром в ее доме в ее честь. Приказав тотчас же отслать платье в дом, она вышла из салона мадам Жерар и отправилась на угол Дин и Танлоу-стрт, сказав, что должна прконтролировать отправку овощей другу семьи, – это видел Кланси, мой старый помощник.

Ладно, возвращаюсь к барышне: она остановилась у лавочки Пита Бекиджалупо на Танлоу-стрит, где купила фруктов и еще что-то в 4:30, и…» – он зажал коленями многострадальную шляпу и развел руками.

– Ну, и что? – вопросил де Гранден, потушив сигарету в кофейной чашке.

– И всё, – ответил ирландец. – Она пропала, и с тех пор ее никто не видал, сор.

– О, cordieu! Так не бывает, друг мой! – возразил де Гранден. – Уверяю вас, вы что-то пропустили. Вы говорите, никто не видел ее позже? Никаких сведений?

– Ладно, – усмехнулся детектив. – Была еще парочка зацепок, но для нас они ничего не значат, насколько я понимаю. Когда она уходила из лавочки, Пит, старый хрыч, пытался прижать ее, но она отмахнулась от него, и больше он не приставал.

Но это еще не все. За день до этого какой-то старикан крутился вокруг ткацкой фабрики и приставал к девушкам, выходящим с работы. Мой помощник Кланси пытался помешать ему, но старикан оказался силен как бык. Представляете, он едва не сломал ему руку! И он же обратился к мисс Норман у входа в лавочку Пита…

– О! – тонкие белые пальцы де Грандена нервно забарабанили по скатерти. – И кто же видел, как этот старик досаждал леди, hein?

Костелло широко улыбнулся.

– Это был сам Пит Бекиджалупо, сор. Пит готов поклясться, что этот старый козел где-то месяц тому назад прибыл к его лавочке на автомобиле и скупил весь запас чеснока. Ха! Этот глупец говорил, что тот заплатил ему сто долларов, и еще что-то не то о голубом глазе, не то о дурном глазе… В общем, зажигательно!

– Dieu et le diable! – де Гранден так резко вскочил, что опрокинул стул. – И мы сидим здесь как трое poissons d’avril[136] – никудышных людей, – в то время как он осуществляет свои дьявольские замыслы! Быстрей, сержант! Быстрей, друг мой Троубридж! Ваши шляпы, ваши пальто! Автомобиль! О, поторопитесь, друзья мои, летим, летим, прошу вас! Уже может быть слишком поздно!

Как будто черти забрались в его пятки – он промчался из столовой вверх по лестнице через три ступени, потом вниз к своей спальне, во время своих диких перелетов не прекращая поторапливать нас.

– Сошел с ума? – сержант выразительно постучал себя по лбу.

Я покачал головой, впопыхах одеваясь.