Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Нет! – взорвалась медсестра, подавляя ярость, и краска бросилась ей в лицо. – Это была миссис Эвандер, сэр. Прошлой ночью, когда животное начало завывать, она беспокойно пошевелилась во сне, затем снова заснула. Когда завыли во второй раз, уже ближе к дому, она присела и издала горлом странный рык. Потом заснула. Прошлой ночью животное выло еще громче и дольше, и миссис Эвандер казалась более обеспокоенной и отчетливо издавала странные звуки. Я думала, что собака раздражает ее, или что у нее может случиться кошмар, поэтому я дала ей выпить воды. Но когда я попыталась дать ее стакан, она зарычала на меня!

– Eh bien, это интересно, – прокомментировал де Гранден. – Вы говорите, она зарычала?

– Да, сэр. Она не проснулась, когда я коснулась ее плеча, – просто повернула голову ко мне, оскалила зубы и зарычала. Зарычала, как злобная собака.

– Да? А потом?

– Сегодня вечером собака завыла за несколько минут – за пять, или десять – до полуночи, и, похоже, ее голос был намного громче. У миссис Эвандер была такая же реакция, как и в последние две ночи, но внезапно она села в постели, повертела головой из стороны в сторону, оскалилась и зарычала. Затем она начала хватать воздух, как собака, раздраженная мухой. Я сделала все возможное, чтобы успокоить ее, но я побоялась подходить слишком близко, – я действительно боялась, – и тут собака снова завыла, прямо в соседнем дворе. И миссис Эвандер отбросила одеяло, встала на колени в постели и ответила ей!

– Ответила ей? – повторил я.

– Да, доктор, она откинула голову назад и зашлась заливистым лаем, как и та. Сначала звуки были низкими, но потом становились все громче и выше, пока слуги не услышали их. Джеймс, дворецкий, подошел к двери, чтобы понять, в чем дело. Бедняга, он чуть не сошел с ума, когда увидел ее.

– А потом?

– Тогда я позвонила вам. И когда я разговаривала с вами, собака вновь завыла, и миссис Эвандер ответила ей. Вот что я имела в виду, – обратилась она к де Грандену, – когда сказала: «там это снова». Мне пришлось повесить трубку, прежде чем я все объяснила вам, доктор Троубридж, – потому что она начала лезть из постели в окно, и мне пришлось бежать останавливать ее.

– Но почему вы не сказали мне об этом вчера или сегодня днем, когда я был здесь? – спросил я.

– Мне это не понравилось, сэр. Все это казалось настолько сумасшедшим, настолько невозможным, особенно днем, что я боялась, что вы подумаете, что я спала на дежурстве и все это мне приснилось. Но теперь, когда Джеймс это увидел…

Снаружи в залитой дождем ночи вдруг раздался вопль, долгий, пульсирующий, печальный, как крик заброшенной души. «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!» Он поднимался и падал, дрожал и почти замер, а затем снова зазвучал надрывно: «О-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о!»

– Слышите? – вскрикнула сиделка; ее голос был слабым от волнения и страха.

Снова: «O-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o-o!» – эхом раздался ответный вопль из спальни больной за дверью.

Изящное белое одеяло было отброшено назад. Миссис Эвандер, одетая только в свою креп-жоржетовую ночную сорочку и чепец, подползла к окну и отворила створку. Подул ветер, она наклонилась к подоконнику, занесла маленькую белую ногу на подоконник, готовясь к прыжку.

– Mon Dieu, хватайте ее! – вскричал де Гранден, и мы быстро проскочили через комнату, схватили ее за плечи и оттащили назад, – как раз тогда, когда она приготовилась выпрыгнуть во двор.

Мгновение она боролась, как тигрица, рычащая, царапавшаяся, даже щелкающая зубами, но мисс Острандер и я ее удержали, засунули в постель, завернули в простыню, наподобие смирительной рубашки, и сдерживали ее яростные метания.

Де Гранден наклонился к подоконнику, вглядываясь в бурную тьму. «Уходи, ты, проклятый Богом!» – услышал я, как он крикнул в ночь, затем закрыл окно, задвинул щеколду и вернулся в комнату.

– Ну как? – он подошел к волнующейся пациентке и наклонился, пристально оглядывая ее. – Полдозы морфина в руку, думаю так, друг мой Троубридж. Доза сильная для ненаркомана, но, – он пожал плечами, – нужно, чтобы она спала, бедняжка. Так будет лучше. Мадемуазель, – широко распахнутыми глазами он смотрел на мисс Острандер, – я не думаю, что в этот день ее будет что-то беспокоить, но я настоятельно рекомендую, чтобы в дальнейшем вы давали половину дозы кодеина, растворенной в восьмидесяти частях воды каждый вечер, не позднее половины десятого. Доктор Троубридж напишет рецепт. Друг мой Троубридж, – прервал он себя, – а где вообще муж госпожи, мсье Эвандер?

– Он отправился в Атланту в командировку, – сказала мисс Острандер. – Мы ожидаем, что он вернется завтра.

– Завтра? Zut, это слишком плохо! – воскликнул де Гранден. – Eh bien, с вами, американцами, так всегда. Дело превыше счастья, cordieu, бизнес превыше безопасности тех, кого вы любите! Мадемуазель, всегда поддерживайте связь с доктором Троубриджем, и когда этот мсье Эвандер вернется из командировки, скажите ему, что мы хотим видеть его сразу же, немедленно. Пойдемте, друг мой Троубридж. Bonne nuit[146], мадемуазель.

– Я спрашиваю вас, доктор Троубридж, – свирепствовал Найлс Эвандер в моем смотровом кабинете, – что вас заставило уложить мою жену в постель? Прошлым вечером я вернулся из поездки на юг и бросился домой, чтобы увидеть ее, прежде чем она заснет, а эта проклятая сиделка сказала, что дала ей снотворное и не может ее разбудить. Мне это не нравится, говорю я вам, и этого больше не будет! Я сказал сиделке, что, если она даст ей какой-нибудь допинг сегодня вечером, пускай убирается к черту! – он вызывающе посмотрел на меня.

Де Гранден, погруженный в глубины большого кресла с экземпляром меланхоличных «Кандагарских любовников» Гобино[147], резко поднял взгляд, затем посмотрел на свое запястье с часами.

– Четверть одиннадцатого, – объявил он в никуда, отложил элегантный сине-золотой том и поднялся со своего места.

Эвандер обернулся, пылая глазами.

– А вы – доктор де Гранден, – обвинил его он. – Я слышал о вас от сиделки. Это вы убедили Троубриджа прийти к моей жене в случае, который вас не касался. Я знаю все о вас, – продолжал он яростно, тогда как француз холодно смотрел на него. – Вы – какой-то шарлатан из Парижа, дилетант в криминологии, спиритизме и прочей гнили. Но, сэр, я хочу предупредить вас, чтобы ваши руки были подальше от моей жены. Американские врачи и американские методы достаточно хороши для меня!

– Ваш патриотизм весьма восхитителен, мсье, – пробормотал де Гранден с подозрительной мягкостью. – Если вы…

Его прервал телефонный звонок.

– Да? – резко спросил он, поднимая трубку и не сводя холодных глаз с лица Эвандера. – Да, мадемуазель Острандер… grand Dieu! Что? Как долго? О, как вы сказали? Dix million diables![148] Ну, конечно, мы едем, спешим, летим. Джентльмены, – он повесил трубку, затем повернулся к нам, торжественно поклонившись каждому из нас, его взгляд был таким же невыразительным, как глаза истукана. – Это была мадемуазель Острандер. Мадам Эвандер исчезла.