Семь ангелов - Николай Усков

– А что Полина?! – хмыкнула Ирина Сергеевна. – Полина вот-вот родит. Я отдала ей наш дом в Барвихе и виллу в Кап-Ферра. Все равно после смерти Лизы я не смогу там жить. Кстати, хотите лодку? Она мне ни к чему.

– Лодку? – удивился Алехин. – Я не смогу ее принять.

– Всегда знала, что вы порядочный человек. И Лиза это знала. Боже! За что мне такое?! – Ирина Сергеевна стала вздрагивать. Алехин сжал ее руку и налил в бокал красного вина. Она выпила.

– Кто будет заниматься бизнесом?

– Понятия не имею. Я оставила себе треть состояния. Остальное отдала Полине и Светлане Петровне. Пусть делают, что хотят. Я никогда не вернусь в Россию, – она замялась, – кажется, Лена, дочка Феди от Светланы Петровны, собирается развивать туристический бизнес. У Феди была небольшая сеть отелей в Италии. Подарю-ка я ей лодку, переделает в отель. Для туристов ведь это отличная приманка – романтический круиз на яхте русского олигарха, загадочно погибшего в средневековом замке.

Принесли горячее – кусок аргентинской говядины, сочившийся кровью. Ирина Сергеевна поглядела на мясо, немного поморщилась и сложила приборы на край тарелки.

– Вы не обращайте внимания, голубчик, вам надо кушать. А я что-то совсем не могу… Хотите, я вам свою порцию отдам? – в глазах Ирины Сергеевны читались радость и надежда. «Если не лодку, то хоть кусок мяса, – подумал Алехин, – дарить и отдавать – это все, что она умеет в жизни».

* * *

О Бриене писали все газеты Европы. Молодой профессор сделал одну из самых громких публикаций в истории медиевистики. Общественности был представлен комплекс документов из личного архива кардинала Хуго де Бофора. Но главной сенсацией стала не духовная папы Климента VI. После обнаружения авиньонских сокровищ ее цитировал даже любекский «Вестник рыбака», в разделе «О чем поговорить с другом за стаканчиком шнапса». Бомбой, взорвавшей научное сообщество, был дневник Хуго де Бофора.

Алехин и Ирина Сергеевна сидели в переполненной аудитории Сорбонны и слушали профессора.

– В моем роду все были врачами – признался он. – Только я отступил от семейной традиции. Во-первых, я падаю в обморок при виде крови. – В зале раздались смешки. – А во-вторых, и в главных… – Бриен отхлебнул воды, – в детстве меня поразила вот эта книга, – профессор продемонстрировал томик, обтянутый коричневой кожей. – Это не продолжение «Твин Пикс», – заверил он собравшихся, зал хохотнул. – Это очень скучная книга. Молитвенник XIV века. Он хранился в нашей семье многие столетия. Род Бриенов прослеживается как раз до XIV века, когда в источниках впервые был упомянут некий Мордехай Брин, личный врач кардинала Хуго де Бофора. От него-то и сохранился этот молитвенник, который вручил Мордехаю сам кардинал перед своей смертью. Видите? – Бриен снова повертел молитвенник в воздухе. На обложке был выгравирован щит с шестью розами. – Это герб де Бофора. Очень хорошо, скажете вы. У нас тоже есть семейные реликвии. Настенные часы и дедушкин велосипед. Что дальше? Дело в том, что этот молитвенник привлек меня не сам по себе, – Бриен сделал драматическую паузу. – В него был вложен листок пергамента, покрытый корявыми буковками на старопровансальском, – профессор достал сизый кусочек кожи и предъявил ошарашенному залу. Юноша в последнем ряду, потихоньку оттягивавший юбку своей смуглой соседки, уже добрался до трусиков, но неожиданно замер. Соседка была явно расстроена, она украдкой глянула на парня. Тот, открыв рот, смотрел на кафедру, боясь шелохнуться. Бриен стал читать:

«Ты, хитрый и коварный хорек, – в зале засмеялись, – сделал большую ошибку, оставив свой мерзкий дневник на столе. Знай же, что выпил ты чашу, полную яда. Отправляйся к дьяволу, тебя породившему. Не князь церкви, а князь тьмы. Ты уже чувствуешь смерть. Надеюсь, умираешь в мучениях».

– Именно с этой записки началась моя страсть к истории, – торжественно объявил Бриен. – Кто, кому и когда налил чашу, полную яда? – профессор торжествующе оглядел притихший зал. – Мне шел девятнадцатый год, когда я опубликовал эту записку в журнале «Общества любителей древностей департамента Воклюз». Тогда я предположил, что она объясняет смерть папы Климента VI: «Не князь церкви, а князь тьмы» – очевидно, указывало на высокий церковный сан адресата. С критикой моей гипотезы выступил один немецкий профессор из Фрайбурга. Он настаивал, что смерть папы стала итогом длительной болезни, возможно, венерической, как о том свидетельствует хронист Маттео Виллани. Петрарка, напротив, приписывал папе другой порок – алкоголизм.

– Отпад! – воскликнул студент, который еще две минуты назад был всецело поглощен загорелыми ляжками соседки.

– Кроме того, тот же Петрарка указывал, что Клименту в 1343 году была сделана трепанация черепа. Так хирург предполагал справиться с малярией. По причине лихорадки в голове викария Христа якобы образовался избыток соков, который вызывал головную боль и красноту лица. Представьте себе – череп бедного Климента долбили ломиком.

– Мамочки! – взвизгнула какая-то девушка.

Профессор улыбнулся:

– Я люблю Средние века, но иногда я рад, что живу в XXI. – Студенты захихикали. – Пару лет понтифик правил христианским миром с дыркой в голове, в состоянии, которое Петрарка тактично описывал как «дебильное». К тому же в момент смерти понтифику шел 61-й год – возраст более чем преклонный для тех времен. Так что ничего загадочного в его смерти не было. Да и герб с шестью розами принадлежал не только папе, но и Хуго де Бофору, его племяннику, или, как мы теперь знаем, сыну. Соответственно, считал мой достопочтенный коллега из Фрайбурга, записка могла быть адресована самому де Бофору. Он-то как раз умер внезапно и в довольно молодом возрасте, в 27 лет. – Бриен опять отхлебнул воды. – Я был раздавлен и уничтожен. Хотя разгромная рецензия появилась на немецком, к тому же в «Записках общества изучения истории земли Баден-Вюртемберг», мне казалось, что мой позор очевиден решительно всем: и булочнику, и молочнику в родном Кап-Ферра. Я поклялся, что найду разгадку. Многие годы я пытался идентифицировать почерк отравителя, но так ничего и не нашел. Автор, очевидно, не являлся клириком. Он писал на старопровансальском, а не по-латыни, да и вообще владел пером паршиво. Убийца, кажется, взял перо в руки лишь однажды. Или не представлял для современников никакой ценности, а потому прочие его писания были либо стерты с пергаментов, чтобы дать место более талантливым, либо банально съедены крысами – да-да, крысами, – подчеркнул Бриен, – самыми страшными врагами исторической науки. Ясно было одно: убитый вел «мерзкий дневник», который попал на глаза злоумышленнику и стал причиной отравления.

И вот я нашел разгадку. Я нашел убийцу. Через 658 лет.

– Браво, профессор Бриен! – завопила подлиза, сидевшая в первом ряду.

– Мадемуазель, по правде сказать, ваши восторги должны быть адресованы моему коллеге из России, доктору Алехину. Прошу вас поприветствовать его. – Все стали оглядываться в поисках доктора, Алехин неподвижно сидел в темных очках.

– Доктор Алехин? – позвал его Бриен, Кен поднялся и быстро сказал: