Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

– Слушай, да брось ты ерундить, – примирительно сказалПроводник. – Убери пистолет, еще выстрелишь ненароком! Какой парашют? Кто тебязасек? Не выдумывай. Я как чувствовал, что тянуть с твоей выброской не станут,вот и решил пока дома посидеть. Ждал тебя, чтоб не мыкался ты, меня разыскивая.Понимаешь? А ты на меня с пистолетом. Убери, сказано!

У него стиснуло сердце от тоскливого предчувствия. Теперьхозяйку не перехватить, не предупредить. Возможно, оперативники уже в доме, аесли нет, то будут здесь с минуты на минуту. И если Рыболов почует что-тонеладное, первая пуля будет его, Проводника. Надо говорить громче, чтобыагенты, если они поблизости, поняли, что надо быть осторожней.

– Убери ты пистолет, сумасшедший! – крикнул Проводник.

– Неладно тут, – вдруг пробормотал Рыболов, напряженно глядяв лицо Проводника. – Что-то не то… Половицы скрипят. Слышишь? Кто тамполовицами скрипит?

– Кому скрипеть, как не хозяйке? – пожал плечами Проводник,но Рыболов с каким-то жутким выражением ухмыльнулся ему в лицо:

– Хозяйка? Нет, хозяйка все еще на крылечке топчется. В домекто-то чужой! Чужой!

– Мерещится тебе! Никого здесь нет! – выкрикнул Проводник вотчаянии: да, в самом деле пол скрипел под чьими-то неосторожными шагами. Дачто они топочут, как медведи. Ведь все дело погубят! – Если не веришь, выйди задверь да посмотри. Половицы рассохлись, вот и скрипят.

– А ведь ты недавно говорил, все дерево разбухло от сырости…– растянул губы в улыбке Рыболов. – Да и само оно скрипеть не может.

– Ну, я не знаю, что тебе еще сказать, – устало развелруками Проводник. – Что хочешь, то и думай, что хочешь, то и делай.

– Открой мне окно, – махнул было стволом Рыболов, но в то жемгновение агент, приблизившийся к двери вплотную, рванул ее изо всех сил:

– Брось оружие! Руки вверх!

В ответ дважды грянули выстрелы: первый свалил Проводника,вторым Рыболов вышиб себе мозги.

Когда лейтенант Пестряков подбежал к Проводнику, он был ещежив.

– Счетчик, резидент Счетчик, – только и смог пробормотатьон, прежде чем захлебнулся кровью и затих.

* * *

Те три дня, которые Ольга провела, чудилось, между жизнью исмертью… Те три дня, когда неведомо было, что делать дальше, да и делать былосовершенно нечего, только сидеть и ждать, и надеяться, как выразилась ВарвараСавельевна, на бога и Тимура Казбегова… Те три бесконечных дня!

Она вспоминала, как боялась прежде, что ее ранят.

…Полгода назад, еще в Энске, в госпиталь однажды привезлигруппу раненых девушек – медсестер из фронтовых госпиталей и медсанбатов. Наних никто не мог смотреть спокойно, сердце болело. В какие-то двадцать летдевчонки стали калеками… На перевязках все плакали: одни от невыносимой боли,другие от сострадания. Ранения у девушек были тяжелые, с ампутацией, унекоторых не было правой руки и левой ноги – как будут с заживающими ранамипередвигаться на костылях? Не смогут, это же ясно… Каждая из сестер госпиталямысленно с ужасом примеряла их судьбы на себя. После бани на них надевалимужское солдатское нижнее белье не по росту, завязывали узлами пустые штанины ирукава. Раненые девушки, видимо, еще не до конца осознали ужас своегоположения, они были в некоем заторможенном состоянии, из которого выходилимедленно и как бы неохотно. Да уж, кому охота оказаться лицом к лицу с той жизнью,которая ожидала их теперь!

Однажды Ольга случайно услышала их разговор между собой:

– Девчонки, как жить будем?

– Лучше бы убило…

– Нет уж, неправда! Жить лучше.

– А как жить, спрашиваю?! Вечно с костылем?

– Зато верный и надежный спутник!

– Ты написала в часть?

– Нет. И писать не буду. Пусть помнят такой, какая была.

– А кто-нибудь написал?

– Да о нас в части, наверное, уже забыли. На наше местоприбыли другие. Им тоже кричат теперь: «Сестричка!» А нас будто и не было…

– Я же говорю, лучше бы убило!

Ольга тоже так думала. Раньше. Теперь она не знала, чтолучше…

Хотелось с кем-нибудь поговорить. Посоветоваться. Хотелосьбыть рядом с кем-нибудь, кто успокоил бы ее. Но такого человека не было.Варвара Савельевна отсиживалась в комнатке Петра, в разговоры не вступала,только буркала: «Не знаю я ничего!» – и отворачивалась от Ольги. Может быть,стыдилась своей откровенности. Может быть, оскорбилась, что Ольга непоследовала ее совету и не увезла Петра на мотоцикле. Узнать, что думал на сейсчет Петр, Ольга тоже не могла: Варвара Савельевна охраняла его неусыпно. «Ревнуетона его, что ли? – иногда мрачно думала Ольга. – Так мать может ревновать сынак неугодной невестке!» Сначала Ольга переживала, а потом подумала: даже хорошо,что невозможно поговорить с Петром. А ну как узнала бы, что он был готов кбегству? Как потом смотреть на него? В глаза ему? Получается, с одной стороны,Ольга не дает ему совершить предательство, а с другой – не хочет жизнь емуспасти. У всякой медали есть две стороны. И всякая палка о двух концах. А вобщем, куда ни кинь – всюду клин. Ладно, уж поскорее бы как-нибудь разрешилосьвсе это мучение, каким угодно концом или клином…

Но пока приходилось ждать. Казбегов словно сгинул. Ольгапросто-таки силой удерживала себя от того, чтобы пойти к Светлане Федоровне ивсе ей рассказать. Но она прекрасно понимала, какая начнется паника. Пока чтосо Стахеевой довольно было и того, что связи нет и нет поезда. Но у нееоставалась надежда, что поезд придет. Она не знала, что пути разбомблены!