Я сижу на берегу - Рубен Давид Гонсалес Гальего

Рубен. Зачем тогда играли?

Миша. Затем же, зачем и всегда. Чтобы выигрывать.

Рубен. Но если результат известен заранее, зачем играть?

Миша. Чтобы играть. И потом, всегда есть надежда на другой исход.

Рубен. Нет никакой надежды, силы неравны.

Миша. Силы всегда неравны, и всегда есть надежда если не на выигрыш, то хотя бы на ничью.

Рубен. Не всегда.

Миша. Всегда.

Рубен. Но в этот раз надежды не было. Она не могла выиграть.

Миша. Ты про что?

Рубен. Балерина не могла выиграть.

Миша. С чего ты взял?

Рубен. Не могла и все. Ты сильнее.

Миша. Сам догадался или кто подсказал?

Рубен. Сам. Все же просто. Она – балерина, ты – Миша. У нее не было шансов даже на ничью.

Миша. Это у меня не было шансов на ничью.

Рубен. Что ты хочешь этим сказать?

Миша. Что слышал. Она выиграла все партии, и всегда выигрывала.

Рубен. Она играет лучше тебя?

Миша. Намного.

Рубен. Не понял.

Миша. Ты и не мог понять. Ты ж дурак.

Рубен. Я не про это. Ты сыграл вничью с Дьяволом, так?

Миша. Так.

Рубен. Получается, что вы с Дьяволом играете на равных.

Миша. Ничего подобного. Я уже объяснял. Дьявол играет сильнее. Только он всегда играет черными, а при грамотной игре белыми можно свести партию вничью. Ты не слушаешь. Еще раз повторить?

Рубен. Не надо. Это я помню. Но если она выигрывает у тебя, то, значит, может выиграть и у Дьявола?

Миша. Ничего это не значит. Плохо у тебя с логикой. Она могла бы сыграть с Дьяволом вничью.

Рубен. Но могла бы и выиграть.

М и ш а. Могла бы и проиграть. Все. Пора. Танцуем.

Миша встает. Рубен тянет его за рукав. Миша садится.

Что еще?

Рубен. Они играли?

Миша. Нет. Она отказалась играть.

Рубен. Но она не выиграла.

Миша. Она не проиграла, это главное.

Рубен. Почему же тогда она бегает по сцене, приносит, уносит, всем прислуживает?

Миша. Потому что женщина, потому что отказалась играть с Дьяволом. Партия с Дьяволом – это партия с Дьяволом. После этого меняешься. Она хотела остаться самой собой. Танцуем?

Рубен. Что–то не хочется.

Миша. Тогда я пойду.

Рубен. Я поговорить хотел.

Миша. Я пойду в любом случае. Если хочешь, договорим на бегу.

Миша и Рубен встают. Миша очень быстро набирает ритм, Рубен следует за ним. В динамиках слышен топот женских каблуков.

Миша. Не было никакого Миши.

Рубен. Как это «не было»? Я помню.

Миша. Не было. Тебе показалось.

Рубен. Но я тебя сразу узнал.

Миша. Я тоже.

Рубен. Значит, я был?

Миша. Ты был.

Рубен. И ты был?

Миша. И я был. Но Миши не было.

Рубен. Не понял.

Миша. Что тут непонятного? Ты думал, что я Миша.

Рубен. А ты был Наполеоном?

Миша. При чем тут Наполеон? Наполеон из другой книжки. Я – Шалтай–Болтай. Маленькие ручки и ножки, огромная голова, похожая на яйцо. Кстати, яйцо – символ.

Рубен. Символ чего?

Миша. Ты не знаешь?

Рубен. Не знаю.

Миша. Тогда не важно.

Рубен. Важно.

Миша. Не важно.

Голос молодого ангела. Я совсем запуталась – важно или не важно.

Голос пожилого ангела. Чего тут непонятного? Главное понять, нужно ли понимать, что важно, а что не важно. И как это нужно понимать. Остальное – не важно.

Голос молодого ангела. Ты уже сама, как они, заговорила. Поумнела, что ли?

Голос пожилого ангела. Может быть, поумнела, может быть, с ума сошла. Это не важно.

Голос молодого ангела. А что важно?

Голос пожилого ангела. Важно то, что я изменилась. Стала другой. И ты изменилась.

Голос молодого ангела. Я не изменилась.

Голос пожилого ангела. Тогда все в порядке. Это первый признак.

Голос молодого ангела. Первый признак чего?

Голос пожилого ангела. Надоела ты мне. Все же очень просто. Первый признак того, что ты изменилась – твоя уверенность в том, что ты осталась прежней.

Голос молодого ангела. Теперь я совсем ничего не понимаю.

Голос пожилого ангела. Тогда помолчи.

Рубен. Все равно важно. Это же очень важно, символом чего мы являемся.

Входит Балерина. Снимает шарф у Миши с пояса и повязывает ему на шею.

Шалтай–Болтай. Не «мы», а «я». Это я – символ, а ты никто.

Рубен. Как это «никто»? Я – Автор.

Шалтай–Болтай. А я о чем? Автор – он и есть никто. Автор героем книги быть не может.

Рубен. Может. Объясни.

Шалтай–Болтай. Если автор становится героем книги, он в книге уже не автор.

Рубен. Сложно все это.

Шалтай–Болтай. А ты как хотел?

Рубен. Хорошо. Я согласен. Не было Миши. Был Шалтай–Болтай. Но почему именно ты?

Шалтай–Болтай. Потому. Ты был один, а ребенок не может быть один. Мы решили кого–нибудь послать.

Рубен. Послали бы Карлсона.

Шалтай–Болта й. Прекрасная идея. Ты бы поделился с ним тортом на день рождения. У тебя же были дни рождения, торт со свечками, клюквенное варенье. Скажи, были?

Рубен. Не было.

Шалтай–Болтай. Тогда не говори ерунды. Карлсон пробовал. Его сбили.

Рубен. Но Карлсон – бессмертный.

Шалтай–Болтай. Я тоже бессмертный. Пока есть книги – мы существуем. Но это все равно больно, когда сбивают. Да и торта у тебя не было. Питер Пэн летал. Он летал каждую весну. Он летел, а его сбивали, летел, а его сбивали. Зря старался.