Дом Земли и Крови - Сара Маас

Лехаба прикусила язычок, но тут же заговорщицки шепнула Ханту:

– Биби дергается, поскольку до сих пор не составила список.

– Я дергаюсь, потому что проголодалась, а тут еще ты достаешь меня все утро.

Лехаба вспорхнула с пальца Ханта, перелетела на свой столик, затем плюхнулась на кукольный диванчик. Хант не знал, хмуриться ему или смеяться.

– Биби только разыгрывает из себя злую. На самом деле она добрая и мягкосердечная. Представляешь, она выкупила Сири. Джезиба собиралась подарить его своему клиенту – какому-то полководцу с Фаркаанских гор.

– Лехаба!

– Я правду говорю.

Хант разглядывал и террариумы, и их обитателей, затем остановился возле массивного пустующего аквариума.

– А я думал, ваша хозяйка дорожила Сири.

– До поры до времени, – с оттенком недовольства сказала Лехаба. – У него вообще печальная история. Его украли от матери и целых десять лет перепродавали. Так он попал к Джезибе, и тоже на правах домашней зверюшки. Зато Брайс купила ему свободу. Я не шучу. У него и этот… сертификат есть. Больше никто не сможет его купить. Сейчас не видно, но у него на правой передней лапе стоит клеймо освобождения. Официальный знак и все такое.

Хант повернулся от аквариума, сверкнув глазами на Брайс.

– Что? Ты уже предположил…

Его глаза снова вспыхнули. Что это означало – сам Хел не разберет.

Брайс старалась не смотреть на его запястье, где тоже стояло клеймо с четырьмя проклятыми буквами. Может, ангела сейчас обуревали мысли о времени, когда и он получит знак освобождения?

– А сколько надо заплатить за тебя, Ати? – вдруг спросила Лехаба.

– Леле, это невежливо! – вмешалась Брайс. – Не смей называть Ханта Ати.

Лехаба выпустила облачко дыма.

– Мы с ним из одного Дома и оба рабы. Во время мятежа моя прабабушка сражалась у него в Восемнадцатом легионе. Я имею право спросить.

При упоминании о мятеже по лицу Ханта пробежала судорога, но он тут же овладел собой. Подойдя к дивану, он позволил Сиринксу обнюхать его пальцы и почесал зверюгу за бархатистыми ушами. Сиринкс урчал от удовольствия, помахивая хвостиком.

Видя это, Брайс попыталась унять давящее чувство в груди.

– Меня продали Микаю за восемьдесят пять миллионов золотых марок, – поведя крыльями, ответил Хант.

Цепляясь каблуками за ковер, Брайс подошла к столику Лехабы и схватила планшет. Лехаба вновь парила над ангелом.

– Я стоила девяносто тысяч золотых марок, – сообщила она. – Сири оказался подороже: двести тридцать три тысячи.

– И ты заплатила такую сумму? – торопливо спросил Хант.

Брайс уселась за письменный стол, указав ангелу на пустой стул рядом. Он без возражений подошел к стулу.

– Как работница галереи, я получила скидку в пятнадцать процентов. И мы с Джезибой заключили соглашение.

Она не собиралась вдаваться в подробности. Это услужливо сделала Лехаба:

– Джезиба делает вычеты из каждой зарплаты.

Брайс зарычала, испытывая сильное желание придушить спрайту подушкой.

– Биби будет выплачивать, пока ей не стукнет триста лет. Конечно, если перед этим она совершит Нырок. Иначе ей не дожить до окончания выплаты.

Хант опустился на стул. Его крыло задело руку Брайс. Ощущение было бархатным, нежным как шелк. Он тут же поджал крылья, будто его ранило это мимолетное соприкосновение.

– Зачем ты это сделала?

– Полководец собирался сделать из Сиринкса боевого химера. Принуждением, побоями, издевательствами. Сиринкс – мой друг. Я устала терять друзей.

– А я думал, у тебя полным-полно денег.

– Если бы! – невесело усмехнулась Брайс.

– Но твоя квартира…

– Это квартира Даники, – отведя глаза, сказала Брайс. – Ей надо было куда-то вложить деньги, вот и купила ее. Собственниками записала нас обеих. Пока Даника была жива, я и не подозревала о существовании квартиры. Одно время подумывала продать, но в доме высочайший уровень безопасности, а квартира окружена первоклассными заклинаниями.

– Понимаю.

От доброты в глазах ангела Брайс стало не по себе. Жалеть ее вздумал!

Даника погибла. Она осталась, одинокая и…

Брайс безуспешно отталкивала нахлынувшие воспоминания. В таких случаях назначались сеансы психотерапии, но она отказывалась. Мать убеждала ее, целый год договаривалась о встрече с лучшими специалистами… Брайс не появилась ни у одного. Вместо этого она купила себе ароматерапевтический распылитель, занималась дыхательными упражнениями и… больше ничего.

Возможно, зря она пренебрегала психотерапией. Очень многим это спасло рассудок и даже жизнь. Юнипера ходила к психотерапевтам начиная с подросткового возраста и восторженно рассказывала всем подряд, как это прекрасно и необходимо.

Но Брайс не поддавалась на уговоры, и не потому, что не верила. Она знала: сеансы помогли бы и ей. Возможно, улучшили бы ее душевное состояние или хотя бы дали методики для его улучшения.

Именно поэтому она и не ходила к психотерапевтам.

Хант смотрел на нее так, словно читал ее мысли и понимал, чем вызван ее протяжный выдох.

«Ищи там, где всего больнее».

Брайс мысленно выругалась. Пошла эта Королева Змей прямо в Хел со своими долбаными подсказками!

Она включила планшет Лехабы и увидела волка и вампиршу в страстных объятиях. Оба были совершенно голыми и громко стонали.

– Леле, и ты остановилась на самом интересном месте, чтобы приставать ко мне?

Атмосфера в библиотеке несколько разрядилась, словно грусть Брайс дала трещину при виде волка, избивавшего стонущую вампиршу.

Лехаба вновь стала рубинового цвета.

– Я хотела встретиться с Ати, – пробормотала она, возвращаясь на диванчик.

– Так ты смотришь «Страхи и трахи»? – невольно усмехнулся Хант.

Лехаба подскочила на диванчике:

– Мелодрама называется совсем не так! Брайс, это ты ему сказала?

Брайс закусила губу, чтобы не покатиться со смеху.

– Ничего я не говорила, – ответила она, выводя на экран ноутбука переписку с Терцианом-младшим.

Хант изогнул бровь, выказывая осторожное удивление.

– Вздремну-ка я вместе с Сири, – объявила Лехаба.

Стоило ей это сказать, как где-то вверху послышалось тяжелое топанье.

Рука Ханта скользнула к бедру – вероятно, к спрятанному оружию, но Лехаба лишь запрокинула голову и прошипела:

– Не смейте тревожить мой сон!

Потом что-то тяжело заскользило, снова затопало и зашелестело. Звуки исходили не из террариума Госпожи Маковки.