Первая леди. Тайная жизнь жен президентов - Кейт Андерсен Брауэр

— Пожалуй, я хочу это сделать, — сказала она.

— Ну, никого нет, — ответил он, готовя камеру.

«Я сняла туфли, впрыгнула на стол и приняла позу», — вспоминала она о том, как применила навыки профессиональной танцовщицы из студии Марты Грэм в одном из самых влиятельных кабинетов в мире.

Она была немного смущена фотографией, поэтому держала ее в закрытом архиве Президентской библиотеки своего мужа в течение почти двух десятилетий, прежде чем Кеннерли в 1995 году опубликовал ее в книге. По его словам, когда президент Форд увидел ее в первый раз, «…он чуть не упал со стула». Форд посмотрел на жену и сказал: «Ну, Бетти, ты никогда не рассказывала мне об этом».

— Есть много вещей, о которых я не говорила тебе, Джерри!

Розалин Картер признает, что она по-прежнему ощущает боль по поводу проигрыша своего мужа Рональду Рейгану в 1980 году. Свою автобиографию «Первая леди из Плейнса» («First Lady from Plains») она заканчивает словами: «Я хочу, чтобы люди знали, что мы были правы; Джимми Картер делал то, что было лучшим для нашей страны, и люди допустили ошибку, не проголосовав за него». Она также демонстрирует личные амбиции. «Наше поражение на выборах — самая большая и единственная причина, по которой я бы хотела вернуться в Белый дом. Не люблю проигрывать». Худший момент для президента Картера был не тогда, когда он узнал о своем проигрыше на выборах; он наступил, когда надо было осторожно сообщить неприятную новость жене. «Пока не говорите ничего Розалин, — инструктировал Картер свой персонал. — Позвольте мне самому сказать ей». Розалин отказалась поверить в кривобокий вердикт. «Я впала в состояние отрицания, — призналась она спустя годы. — Просто немыслимо поверить, что кто-то мог, с учетом факторов, проголосовать за Рейгана».

= «Наше поражение на выборах — самая большая и единственная причина, по которой я бы хотела вернуться в Белый дом. Не люблю проигрывать».

Вражда между Картерами и Рейганами началась задолго до выборов. Во время кампании сын Рейганов Рон обвинил президента Картера в том, что он «человек с моралью змеи», который «продал бы родную мать, лишь бы переизбраться». По словам Рона, он сделал это замечание в состоянии негодования на Картера, который намекал на то, что его отец «расист и поджигатель войны». Размышляя над этим сейчас, он говорит: «Вы соревнуетесь, и это очень личное состязание. Это не спорт, вы не на теннисном корте — в лучшем случае конкурируете в плане своих идей и своей репутации, поэтому во время кампании все переходят на личности». Розалин еще больше рассердилась, когда поползли слухи, будто Нэнси Рейган хочет, чтобы Картеры покинули Белый дом за несколько недель до инаугурации и жили в Блэр-Хаусе через дорогу от резиденции, чтобы она могла начать ремонт в частных покоях семьи. По словам Розалин, ей позвонила Нэнси, чтобы опровергнуть эти сообщения. «Не уверена, сказала ли она, что сожалеет или нет, — пишет Розалин. — Она просто сказала, что не делала этих заявлений».

Флорист Белого дома Ронн Пейн говорит, что в период между выборами и инаугурацией президента Рейгана каждый раз, когда подходил к частным жилым помещениям семьи, он слышал, как, по крайней мере, один из членов большой семьи Картеров плакал. Розалин вспоминала, какими мучительными были эти недели. «Вы проигрываете выборы 4 ноября, а затем просто готовитесь отправиться домой». Возможно, из-за грандиозности поражения — Картер получил всего 41 процент голосов — принять его было особенно тяжело. На следующее утро после объявления результатов выборов директор по коммуникациям в администрации Картера Джерри Рафшун отправился навестить президента, который сидел со слезами на глазах в Овальном кабинете. «Сорок один миллион шестьсот тысяч человек меня не любят», — произнес Картер. Его лучший друг и главный советник Розалин признавалась, что «испытывала горечь за нас обоих». Даже спустя годы, в 1999 году, в интервью газете New York Times Розалин сказала: «Самое большое сожаление в моей жизни — это поражение Джимми».

И вот пришло время организовать для Нэнси первую экскурсию по резиденции. Розалин, как и полагается, провела ее по второму и третьему этажам, и, когда они прогуливались по Желтому овальному кабинету, рассказала о том, как старалась продемонстрировать работы американских живописцев. Однако Розалин не испытывала энтузиазма и резко сократила маршрут, не показав Нэнси президентскую спальню и комнату для учебных занятий. «Холодность в ее манере соответствовала холоду в помещении, — вспоминала Нэнси. (Из-за энергетического кризиса Джимми Картер настаивал на том, чтобы в Белом доме поддерживалась температура в 65 градусов по Фаренгейту (18 °C) в течение дня, а ночью она опускалась до 55 градусов (13 °C). Сотрудники Белого дома часто печатали в перчатках, а горничная даже купила теплое нижнее белье для Розалин, когда ходила покупать для себя.)

Напряжение во время инаугурации президента Рейгана усилилось в результате кризиса, связанного с заложниками в Иране. Иранцы, наконец, решили освободить заложников, но они держали самолеты с освобожденными американцами в ожидании на взлетной полосе, не разрешая пролет через воздушное пространство Ирана до тех пор, пока Рональд Рейган в полдень не станет президентом. Розалин была в ярости и увидела в этом «прощальный» пинок в адрес своего мужа. После традиционного кофе с новым президентом и его женой в Голубом зале Картеры и Рейганы отправились в Капитолий на церемонию присяги. Барбара Буш, жена нового вице-президента, вспоминает, как они задержались, поджидая Розалин, пока та прощалась с персоналом резиденции. По ощущениям Барбары Буш и Нэнси Рейган, их заставили ждать около сорока пяти минут. «Мы не будем так тянуть резину», — прошептала тогда Барбара Нэнси. По словам Барбары, когда ей пришлось покидать Белый дом двенадцать лет спустя, ей стало понятно поведение Розалин.

По словам Розалин, она чувствовала себя «очень самодовольной» от осознания того, что в непринужденной беседе поговорила с Нэнси Рейган о пятидесяти двух американских заложниках, которые возвращаются домой после того, как их насильно удерживали в Иране более года. Но она знала, что большинство людей сочтут их освобождение заслугой Рейгана. Уолтер Мондейл, вице-президент в администрации Картера, сказал: «Рейганы не очень охотно раздавали комплименты другим. Это не было их сильной стороной». Нэнси вспоминала, как неловко было ехать в Капитолий с Розалин и насколько она была благодарна за то, что лидер меньшинства в Палате представителей Джон Роудс сопровождал их и было с кем поговорить. «Розалин просто смотрела в окно и молчала. Я не знала, что сказать, поэтому тоже молчала. К счастью, это была короткая поездка».

Почти через год после президентских выборов 1980 года раны в отношениях между Нэнси и Розалин были еще свежи. Когда исламские экстремисты убили президента Египта Анвара Садата во время военного парада в Каире в 1981 году, Секретная служба решила, что ни президент Рейган (который едва выжил после покушения шестью месяцами ранее), ни вице-президент Джордж Г. У. Буш-старший не должны присутствовать на похоронах Садата. В качестве беспрецедентной демонстрации поддержки союзника США президент Никсон, президент Форд и президент Картер согласились посетить церемонию вместо Рейгана. Розалин Картер сопровождала своего мужа, потому что она подружилась с Садатом и его женой Джехан во время работы над Кэмп-Дэвидским мирным соглашением. Помощник президента Рейгана Кэтлин Осборн вспоминает, как все удивились, увидев Розалин, единственную первую леди, среди трех президентов. «Я не знаю, было ли очевидно или было четко указано, что должны быть только бывшие президенты, но она появилась, и они не знали, как быть. Вероятно, она решила поехать, и это прекрасно, но было бы хорошо, если бы кто-нибудь поставил нас в известность». Сотни штатных сотрудников собрались на Южной лужайке и наблюдали за тем, как бывшие президенты и бывшая первая леди вышли из вертолета и направились по приглаженным ветром от лопастей газонам Белого дома, чтобы встретиться с Рейганами. То, чего никто не мог видеть, — это выражение на лице Барбары Буш, когда она смотрела сквозь тяжелые шелковые шторы из окна в Белом доме, с кривой улыбкой наблюдая сцену на лужайке. «Все это меня забавляло, — рассказывала она. — Право, я не думаю, что они симпатизировали друг другу».