ГЗ. Жизнь и смерть в главном заповеднике российских студентов - Александр Ермак

На том мы и распрощались. Встреча с деканом была для меня безусловно полезной.

Я не должен обращать внимание на странности в поведении Макарова. Да, нервничает, да, рвется к славе, да, не обращает внимания на жертв науки. Но, выходит, это всего лишь свойство его натуры. Талантливой натуры. Декан убедил меня в этом. Но, но, но…

Я знал, что это за «но». Мне нужен был какой-то взгляд и со стороны. Макаров – математик, и его декан – математик. Одна, так сказать, шайка-лейка – научная братия. А вот кто бы мог мне об Антоне непредвзято что-то сказать. Да, мне нужен именно взгляд со стороны.

Подумал, раз меня интересует его поведение, то загляну-ка я в местную студенческую поликлинику к психиатру. Любопытно, что врач сможет сказать о математике Макарове.

Вхожу в кабинет:

– Здравствуйте, я из газеты. Готовлю материал о здоровье студентов накануне весны. Кстати, какие у них самые распространенные заболевания в это время встречаются?

Психиатр, присматриваясь ко мне, улыбнулся:

– Самые распространенные – не по моей части.

– Почему? – как бы удивился я.

Врач, не отрывая от меня пристального взгляда, развел руками:

– Потому что самые распространенные – это типично современно-молодежные, всякие там желудучно-кишечные. Студенты, ведь, едят нерегулярно и притом всякую дрянь глотают: чипсы, колу. Двигаются мало. Курят. Ну, еще и нервничают много. Оторваны от мам-пап, привычной обстановки. Да еще на них ответственность за успеваемость давит, сессия, а заодно и первая-вторая любовь нервируют, будоражат воображение…

– Ага, – подметил я, – Последнее уже к вашей специализации ближе.

– Да, пожалуй, – согласился психиатр и отвел взгляд от моего лица, потеряв, видимо, к нему интерес – . Но что тут нужно сказать. В целом, наши студенты, на фоне других молодых людей, особо ничем не выделяются, психически достаточно здоровы.

Я кивнул:

– А не в целом?

Врач задумался, глянул на экран стоящего на столе компьютера:

– А не в целом… Ну, в какой-то степени нас традиционно беспокоят мехмат и философы.

– Что же именно отличает эти факультеты? – любопытствовал я.

Психиатр читал что-то на невидимом мне экране:

– Механико-математический и философский… Частые депрессии. Философы, например, постоянно думая о смысле жизни, нередко начинают в ней разочаровываться… Ну, и другие разные болезни бывают…

– Какие?

Врач отвел взгляд от экрана компьютера:

– Ну, об этом я бы не хотел распространяться. Поймите меня правильно.

– Понимаю, – согласно кивнул я и спросил. – А что вы можете сказать про Антона

Макарова с мехмата? Он здоров? Видите ли, мне в качестве примера хотелось бы привести не только талантливого, но и физически, и психически полностью здорового ученого…

Психиатр заглянул в компьютер и, видимо, открыл какой-то файл:

– Антон Макаров… лет… Рост… Вес… Занимается восточными единоборствами…

Очередную диспансеризацию проходил… Да, в принципе, типичный мехматовец. Хотя есть и некоторые особенности, и даже…

Тут он замолчал, вчитываясь. Мне не терпелось:

– А конкретнее.

Врач кивнул и, нажав клавишу, оторвал свой взгляд от экрана:

– А конкретнее не могу. Врачебная тайна знаете, – снова посмотрел на экран. – Но есть, есть проблемы…

– Спасибо.

– Не за что, – кивнул врач. – Чем еще могу быть полезен?

Я кивнул ответно:

– Да, в общем-то, и так все ясно. До свидания.

– Будьте здоровы.

Я шел из поликлиники, а в ушах звучали слова психиатра, сказанные об Антоне:

«Но есть, есть проблемы…» Значит, мне не показалось. Макаров не просто возбужден, не просто нервничает, не просто рассуждает о людских жизнях, так скажем, странно. У Антона действительно есть проблемы с психическим здоровьем.

Есть проблемы с психическим здоровьем… Но что мне это дает? Как сказал декан мехмата, особенности в поведении ничуть не мешают человеку быть талантливым в своей области. Макаров может быть психически не совсем здоров и при этом прав. Так же как, может быть и нездоров, и не прав…

Я думаю, думаю, думаю и ничего не придумываю. По-прежнему хожу в редакцию на работу. И на затянувшийся ремонт квартиры, как на работу. И отвлекаю от работы над диссертацией Зою. И почему-то думаю о математической формуле крепкого брака. Почему-то анализирую, то, как мы с Зоей реагируем на то или иное событие, на разные новости. У нас так много совпадений. И мы ведь еще ни разу серьезно не поссорились…

Я думаю, думаю, думаю и жду, жду, жду 20 апреля. И надеюсь, надеюсь, надеюсь, что, может быть, ничего и не случится. Ничего. Не случится.

В один из дней не выдерживаю и снова иду в милицию. Пытаюсь вытянуть хоть что-нибудь из капитана Капустина:

– Вы ведь все знаете, что творится в студенческой среде.

Милиционер разводит руками:

– Что вы, конечно, не все. Если бы все знали, у нас бы и происшествий никаких не было.

Соглашаюсь:

– Ну, да, конечно. Но все-таки, может быть есть у вас какая-то информация по предстоящему 20 апреля. Никто ничего особенно не планирует? Хотя бы какого-нибудь мелкого хулиганства…

Капустин усмехнулся:

– Даже если бы у нас и были такие сведения, то я бы вам все равно ничего не сказал.

– Понимаю. Но…

Милиционер покачал головой:

– Но могу все-таки успокоить. Ничего особого не планируется. На…, на какое вы сказали число…

– На 20 апреля.

Капустин пошелестел бумажками:

– Нет. Точно, ничего…

– Спасибо, – отправился я на выход, но на пороге остановился и сказал, – а вы все-таки будьте повнимательнее 20-го…

Капитан посмотрел на меня заинтересовано:

– А что, есть факты?

Я махнул рукой:

– Нет, фактов нет. До свидания.

– Берегите себя…

День-ночь. День-ночь. Дни-ночи…

Утром, как обычно смотрю на календарь. Вот уже и семнадцатое апреля. Восемнадцатое. Я как на иголках. Иду к Макарову:

– Привет.

– Привет. Статью еще не напечатали? – интересуется.

А я не сразу понял:

– Статью?

– Ну, ту, что обо мне пишешь.

Отговариваюсь:

– Я еще не сдал материал. Ведь твой прогноз должен полностью подтвердиться.