ГЗ. Жизнь и смерть в главном заповеднике российских студентов - Александр Ермак

Антон резко обернулся. Мне ничего не оставалось, как камнем упасть за куст. Заметил – не заметил? Если опознает меня, будет неловко.

Полежав немного, я осторожно высунул из-за голых ветвей голову. Антона на том месте, где он стоял раньше, не увидел. Значит, упустил.

Делать нечего – пришлось возвращаться в ГЗ. Я шел по аллее. На улице было так тихо и как бы благостно. Хорошо, одним словом. И я понимал и Жанну, и Антона, любящих гулять здесь ночью в одиночестве. Но вдруг мне показалось, что я не в таком уж и одиночестве. Оглянулся. Кто-то или что-то мелькнуло. Антон? Кто-то еще?

Я снова вспомнил нашу февральскую прогулку с Жанной. И ее, и свое подозрение в том, что за нами кто-то следит…

Стало не так уж благостно. Но успокоил себя. Ведь еще не 28 апреля. Согласно науке до этой даты на территории ГЗ ничего случиться не может. Впрочем, шаг я все-таки ускорил.

Вернулся в ГЗ и снова заступил на свой пост. Антон пришел в седьмом часу утра. Где он был? Что он делал?

Следующей ночью он никуда не выходил. И следующей…

27 апреля я не следил за Антоном. Устал так, что решил хорошенько выспаться. В прогнозный день нужно быть в форме.

В ноль часов ноль минут 28 апреля я стоял за углом коридора. Стоял всю ночь. Антон никуда не выходил.

В семь утра я позвонил в отделение милиции капитану Капустину:

– За ночь ничего не случилось?…

– Нет.

Подумав, зашел к Антону, чтобы удостовериться, что он все-таки дома:

– Привет.

– Привет, – смотрел он на меня сонно. – Чего в такую рань?

– Сегодня 28 апреля.

– Ну и что?

– Согласно твоему прогнозу, что-то должно случиться.

Он, зевая, кивнул, а потом неожиданно нервно ответил:

– Раз должно, значит, обязательно случится. Слушай, дай поспать, а…

– Ладно, спи.

Я вышел в коридор, но прятаться за угол не стал. Решил оставаться на виду и, если Антон куда-нибудь пойдет, то быть с ним все время рядом. Таким образом, если что-то в этот день случится, подтверждая теорему Макарова, то, значит, виновен не Антон, который был под моим присмотром. Если же ничего не случится, то или он виновен во всех прошлых спрогнозированных преступлениях, или же его теорема просто не верна. Но, главное, что, если к происходящему в ГЗ причастен Макаров, то я, находясь с ним рядом, смогу предотвратить еще одно преступление.

Я был уверен в том, что все делаю правильно, и через пару часов снова зашел к Антону:

– Вот, проходил рядом. Чайком не угостишь?

– Садись, – угрюмо предложил он, уже совершенно проснувшийся и сидящий перед компьютером. – Наливай.

Я видел мелькающие цифры на экране и раздумье в его глазах:

– О чем думаешь?

– Так, решаю тут кое-что…

– По теореме Макарова?

– По ней самой.

Я спокойно и не торопясь выпил свой чай. Макаров молчал.

– Что ж, – отставил я пустой стакан, – ладно, работай. Пойду…

– Пока…

Я вышел, но не ушел от комнаты.

Так и провел день под дверью. Ни Таиров, ни Макаров никуда не выходили. А я все это время был как на иголках. Периодически звонил капитану Капустину:

– Ничего случилось?…

И каждый раз, слава богу, слышал:

– Нет. Нет. Нет…

В восемь вечера дверь комнаты Макарова и Таирова открылась, и из-за нее быстро вышел Антон. Увидев меня, он замер на месте и, похоже, растерялся:

– Ты, ты, что здесь делаешь?

Ответ у меня был заготовлен заранее:

– Забыл тебе сказать, свидание тут у меня с одной девушкой. Но, бог с ней, что-то она уж слишком запаздывает. Если ты идешь куда-нибудь, то могу составить тебе компанию…

Достаточно достоверно. Студенты и аспиранты назначают любовные свидания здесь на каждом шагу.

Антон кивнул:

– Свидание… Понимаю. Удачи… Только я никуда не иду. Я это, я передумал.

Он снова зашел в комнату. Что ж, очень хорошо, подумал я и полез в рюкзак. Там лежали бутерброды, которыми меня снабдила Зоя. Я жевал и думал, почему это бутерброды, сделанные женскими руками вкуснее, чем те, что я делаю сам. Внутри, вроде, все то же самое. А точно вкуснее…

В девять вечера, в десять, в одиннадцать снова звоню в отделение милиции:

– Ничего не случилось?

– Нет. Нет. Нет…

Я не стал заходить к Антону, набрал его номер телефона:

– День-то кончается, а пока ничего не случилось.

Он ответил неожиданно твердо:

– Не беспокойся. Случится.

– Будем ждать…

Я все время смотрел на часы. Ну же, стрелка, быстрее, быстрей. Сегодня ничего не случится. Ничего не должно случиться. Ничего…

Двадцать восьмое апреля заканчивалось. Осталось две минуты. Одна. Стрелка ткнулась в двенадцать, и я тут же снова позвонил капитану Капустину:

– Ничего?

– Ничего.

– Отлично, – облегченно вздохнул я и тут же набрал номер Антона. Его телефон, однако, не отвечал.

Я подождал. Перезвонил еще раз. Не отвечает. Неужели спит? В такой-то день, когда должна подтвердиться его теорема. Нет, не может быть. Я знаю, у него не такие крепкие нервы. Знаю это наверняка.

Немного поразмыслив, я подошел к двери комнаты Макарова и Таирова. Прислонил ухо к деревянной обшивке. Тихо. Постучал. И еще раз.

Мне открыл позевывающий Таиров, узнал:

– Ты к Антону? Проходи.

Он впустил меня в прихожую и тут же скрылся в свой комнате.

Дверь в комнату Макарова была чуть приоткрыта. Я легонько стукнул в нее и открыл, вошел в комнату. Она была пуста. В глаза бросилось распахнутое настежь окно. Оттуда веяло могильным холодом…

Я лег животом и грудью на широкий подоконник, заглянул за окно вниз. Он лежал на асфальте, широко раскинув руки и ноги, как будто вцепившись ими в землю. Как звезда. Или как незавершенная буква «Ж»…

Я сполз с подоконника и набрал номер капитана Капустина:

– Приходите… Случилось…

Да, на следующий день среди сообщений в сводке происшествий за 28 апреля было и это: «Аспирант МГУ покончил жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна общежития главного здания университета на Воробьевых горах. Сотрудники правоохранительных органов выясняют причины, побудившие начинающего математика покончить с собой…»

– Будем разбираться, – вздохнув, сказал мне капитан Капустин, – от чего это он на такое решился.