Чёрный фимиам - Алена Харитонова

неизменно тихая. Сюда выходили лестницы кварталов рукодельниц, купеческого и ткацкого, потому люди вокруг жили мастеровые и степенные. На овальном пятачке с фонтаном тоже царило чинное спокойствие. На южной стороне площади приютилась уютная таверна с уличной едальней, на северной работала лавка с тканями и шитьём. Из-за этого здесь всегда было много женщин, приходивших за покупками или к фонтану — набрать воды, и мужчин, сидевших за столами едальни в тени пышного мирта.

Женщины болтали у фонтана, украдкой бросая взгляды в сторону мирта. Мужчины исподволь присматривались к женщинам и подходили завести беседу, если какая-то особенно понравилась.

Случалось, ревнивые жёны являлись на площадь, чтобы со скандалом увести супругов, которые, по их мнению, чрезмерно долго сидели в едальне и чрезмерно пристально наблюдали за собравшимися у фонтана. Но после тут снова воцарялись мир и спокойствие.

Этот порядок не менялся годами. Однако сегодняшним утром всё пошло не так, как обычно.

На площадь явились храмовые служки, расстелили в стороне от фонтана широкий ковёр, натянули над ним богатый навес на резных столбах, поставили изящные, обитые узорчатыми тканями кресла и низкий столик с дорогими яствами.

После этого старший прислужник протрубил в чеканный рожок, а затем громко объявил, что сегодня на площади один из верных слуг будет ждать встречи с победителем Железного Лба, а потому незачем толпиться рядом.

Спустя некоторое время носильщики принесли паланкин, из которого вышли многоликая с укрытым кисеей лицом и совершенно безоружный мечник храма. Они расположились под навесом, тогда как сопровождение сразу удалилось.

* * *

Стиг сдерживался, чтобы не накрыть ладонью саднящий под одеждой глубокий длинный порез. Если не вставать и не шевелиться, то вполне терпимо. Лекари Храма знали свое дело. Однако на такой жаре даже под тонким шелком заживающая рана постоянно напоминала о себе.

Аурика взяла мечника за запястье, отчего со стороны они, наверное, стали похожи на двух молодоженов, на пир к которым не явились гости. Стиг в который уж раз досадливо подумал, как ему хочется сбросить её руку. Он понимал: влюбленная девочка не виновата, что в его сердце пусто, как в старом кувшине.

Изо всех сил мужчина старался проявлять ответную нежность. Но именно это оказалось крайне мучительно. А почему, он не понимал. Аурика уже не один раз доказала и искренность своей привязанности, и свою доброту. Она была красива, наконец!

Так отчего же ему, неблагодарному, всего этого было мало?! Почему её внимание и проявление чувств не льстило, а вызывало глухое внутреннее раздражение, словно предстояло совершить что-то неприятное, но неизбежное? Стиг не хотел её обижать. Она нравилась ему, но… как невеста Карая или кого угодно другого, только не его собственная! Он не хотел её обнимать, и целовать тоже не хотел! Однако вынужден был это делать, тогда как внутри сотрясался от необъяснимого протеста.

Пока он пребывал в мучительном смятении, многоликая сидела молча, но через какое-то время ей это надоело, и она легонько стиснула мужскую ладонь:

— Не переживай, он придет. Я это видела.

Мечник тускло улыбнулся. Знала бы Аурика, что изводится он вовсе не из-за диковинного чужака, наверное, удивилась бы.

— Я не сомневаюсь, многоликая. Я просто не люблю ждать.

— Ну да, тоскливое занятие, — признала собеседница. — Скучно…

Она взяла с большого блюда персик и покрутила его в руках.

Площадь казалась пустой. Нет, люди ходили, всё так же набирали воду женщины, так же сидели в едальне мужчины. Поглядывали исподволь на многоликую и сидящего рядом с ней непривычно безоружного верного слугу, но откровенно глазеть не решался никто. Зеваки тоже не собирались, не таращились из окон или с крыш. Ослушаться предупреждения храма не решились даже самые отчаянные.

Стиг отмечал всё это про себя и никак не мог отделаться от ощущения, будто они с Аурикой одни в пустыне. В Миль-Канасе всегда и везде можно было ощутить неподалеку невесомое внимание многоликих, а уж нити мерцания горели всюду. Но только не здесь и не в это время. Сегодня Храм оставил без своего внимания и площадь, и улицы вокруг. Боялись спугнуть Сингура. Тут не было ни стражников, ни мечников, ни спешников. Даже ночных братьев — ни одного. А уж эти везде пытались просочиться. Впрочем, сегодня ни один не решился влезть в дела Храма.

— Стиг, скажи, — спросила вдруг Аурика, — Эная навещала тебя?

Его удивил этот вопрос.

— Нет, госпожа, она слишком многое пережила и ещё не оправилась, — ответил мечник.

— Я просила называть меня по имени, — даже по голосу было понятно, что она нахмурилась.

— Сейчас мы вне стен Храма, госпожа, я не могу себе позволить такой вольности, — про себя Стиг возблагодарил Джерта, что это действительно так, но на всякий случай перевёл тему разговора. — Тени уже удлинились, возможно, сегодня Сингур не появится…

— Появится, — твёрдо сказала Аурика. — Уже скоро.

Стиг огляделся. Площадь жила прежней жизнью, и ни одного нового человека на ней не появилось.

Они ещё некоторое время скучали, а потом монотонность ожидания нарушил грохот разбившегося кувшина. Женщина возле фонтана всплеснула руками, горестно глядя на осколки под ногами.

В этот самый миг легкая рука многоликой снова легла на запястье мечника.

— Это было в видении, — негромко сказала Аурика. — Сейчас он выйдет.

Стиг обвёл взглядом крыши окрестных домов, но Сингур на этот раз появился, как все обычные люди: вывернул из улочки и быстро направился вперёд.

Его собранность и напряжённость заставили Стига подобраться. Никогда ещё мечник храма не чувствовал себя настолько уязвимым. Понимал, что, даже будучи полностью здоровым и вооружённым, ничего не смог бы противопоставить такому воину, но всё равно лишь огромным усилием воли не позволил руке скользнуть к поясу — туда, где обычно были пристёгнуты ножны с мечом.

Попытку Стига подняться навстречу этот странный человек пресёк движением руки:

— Не надо, ты ранен. Я вижу. Почему Храм не прислал здорового?

Мечник с облегчением откинулся на спинку кресла:

— Храм решил, что на встречу следует прийти тому, с кем ты однажды уже разговаривал. К тому же я не смогу тебя задержать, даже если очень захочу. Сядь, неудобно говорить, запрокидывая голову.

— А девчонка зачем? — Сингур не спешил выполнить его просьбу и внимательно разглядывал девушку. — Почему лицо закрыто? Открой.

Его вопрос и бесцеремонный приказ изумили Стига.

— Она многоликая, — напомнил он собеседнику и тут же понял, что это ни о чем Сингуру не говорит. Поэтому пришлось спешно объяснять: — Если плетёный браслет на твоей руке — то, чем нам показался при первой встрече, то это узелковое послание. А