Счастливые сестры Тосканы - Лори Спилман

Рико отвернулся, а я массажировала ему спину, пока он не собрался с силами, чтобы продолжить:

– Иоганна старается удержать мастерскую на плаву. Но как? Она же ничего не понимает в ремонте автомобилей. Ее муж пытается ей помогать, но они скоро потеряют семейное дело. Представители властей уже два раза к ним приходили. Они давят на сестру, да и на маму тоже. Хотят знать, где я и почему не возвращаюсь домой. Все сроки уже давно прошли. Они угрожают Иоганне. Говорят, если я в ближайшее время не объявлюсь, мастерскую национализируют.

Меня бросило в дрожь. Если Рико не вернется, их семейный бизнес, который основал и так любил его отец, заберет государство.

– Мы должны ехать, – тихо сказала я. – Прямо сейчас.

Рико покачал головой:

– Нет. Мой дом здесь, с тобой. В Италии.

Но я понимала, к чему это может привести. У Рико доброе сердце, он потом всю жизнь станет корить себя за то, что не помог родным.

– Семья должна быть на первом месте. Ты сам мне говорил. Мы поедем. Ты будешь работать в мастерской, пока твой отец не выздоровеет.

Рико набрал побольше воздуха, задержал дыхание и выдохнул. Он ссутулился, как будто принятое решение тяжелым грузом легло ему на плечи.

– Ты права, я должен поехать. – Рико посмотрел мне в глаза. – Но только один.

Я вскочила на ноги:

– Я твоя жена. Я должна сопровождать mein Ehemann.

– Восточная Германия не курорт!

Рико еще никогда не говорил со мной таким резким тоном. Я часто заморгала, чтобы не расплакаться. Он это заметил и смягчился.

– А ты пока поживешь у родителей в Треспиано. – Рико с нежностью погладил меня по щеке. – Я люблю тебя, Поппи, и всегда буду любить. Но сейчас каждый из нас должен на время вернуться домой. Как только отец поправится, я снова приеду к вам, но на этот раз уже не как соискатель твоей руки, а как твой муж. И синьор Фонтана ничего не сможет сделать.

Рико старался говорить уверенно, но глаза его потемнели от боли. Мне хотелось облегчить эту боль, однако я была слишком эгоистичной.

– Нет, я не смогу без тебя жить, – заявила я.

– Ты всегда будешь со мной, – шепотом сказал Рико и поцеловал меня в лоб. – Я вернусь и построю для тебя большой дом. У нас родятся дети. Такие же красивые, как и ты. Они будут жить в свободной стране. – Он взял мое лицо в ладони. – А на твой восьмидесятый день рождения мы поднимемся по ступеням кафедрального собора в Равелло. Обещаю.

В тот вечер я достала его старый кожаный чемодан, потом сняла со шкафа банки с монетами, которые были нашей копилкой, и удивилась, какими они стали тяжелыми. Еще несколько лет – и мы могли бы купить маленький домик, о котором давно мечтали.

Рико вошел в комнату, как раз когда я укладывала банки в чемодан.

– Нет. – Он открыл первую банку и, отсыпав себе ровно столько, чтобы хватило на дорогу, вернул ее мне. – Тебе понадобятся деньги на билет до Флоренции.

Мне стало страшно.

Что ждет меня дома? Я не сомневалась в том, что Роза будет на моей стороне. Но отец меня возненавидел. Да и мама наверняка сделает мою жизнь невыносимой. Но даже возвращение в Треспиано было легкой прогулкой по сравнению с тем, через что предстояло пройти Рико.

Когда он вышел из комнаты, я взяла из банки деньги на билет и на покупку кое-каких необходимых вещей. Остальное ссыпала в конверт и вложила туда же записку.

Возвращайся целым и невредимым. И знай, что я люблю тебя и, пока мы будем в разлуке, стану молиться за тебя. Я буду тосковать по тебе каждый день, каждую минуту, каждую секунду.

Я решительно вытерла слезы. Я старалась держаться уверенно, но на самом деле до смерти боялась за Рико. Потом липкой лентой я приклеила к записке свою самую счастливую монетку – ту, которую нашла на ступенях собора.

Мы непременно очень скоро увидимся. Но если что, не забывай: в мой восьмидесятый день рождения мы должны вместе подняться по ступеням собора в Равелло.

Наш последний закат мы провожали, сидя на крыше. Медленно потягивали вино, пока небо из темно-оранжевого не стало черным. На следующее утро я помогла Рико закончить паковать вещи. Я чувствовала себя опустошенной. Заворачивала в вощеную бумагу хлеб с ветчиной, а слезы так и лились из глаз. Вдруг его арестуют на границе или когда он вернется домой? Отправят в тюрьму, будут бить?

План у Рико был такой.

До границы Италии он доедет на поезде, а дальше – на велосипеде или на машине, если какой-нибудь добрый человек согласится его подвезти. У Рико сохранился обратный билет с открытой датой, который он купил почти два года назад и которым никогда не думал воспользоваться. В Западном Берлине он по этому билету сядет на поезд и вернется в Восточную Германию, в тюрьму, которая когда-то была его домом.

Понятное дело, его будут допрашивать на границе, станут над ним издеваться, требовать, чтобы он рассказал, где был все это время. Но разумеется, в конце концов ему разрешат вернуться в изолированную от мира Восточную Германию.

– Их задача – удерживать людей в стране, – объяснял мне Рико, – а не выпускать. Потому что кто же в здравом уме решит вернуться в ГДР? Я напишу тебе, как только приеду в Радебойль.

– Там тебя уже будут ждать мои письма, – пообещала я.

– Нет, сперва подожди, пока не получишь от меня первую весточку. – Рико поцеловал меня в нос. – А потом уже пиши хоть каждый день.

– Но почему я должна ждать?

– Власти вскрывают почту, читают письма, иногда даже уничтожают их. Если они перехватят твое послание, то сразу поймут, что я предпринимал попытку бежать из страны. И тогда мне придется за это поплатиться.

Меня всю передернуло, когда я представила, как моего мужа избивают пограничники.

Рико достал из кармана маленький перочинный ножик, встал на стул и вырезал на стене над дверью нашей спальни:

Мы отошли на пару шагов и прочитали эти простые слова. Я упала в объятия мужа, мне в тот момент хотелось умереть.

Я могла бы уговорить его остаться, и он бы пошел мне навстречу, я всей душой в это верила. Но вспомнила, как однажды Рико сказал мне: «Кровь родная – не водица». Нельзя заставлять человека выбирать между долгом и чувством.

Впервые в жизни я осталась совсем одна. Мой поезд уходил в четыре, так что у меня было время собраться, но я не могла себя заставить сделать это, у меня просто не было сил. Я бесцельно бродила по квартире: казалось, будто меня выпотрошили, вынули из меня душу, осталась лишь пустая оболочка.

Я пообещала Рико, что вернусь в Треспиано, но при воспоминании о холодном каменном доме, о жестоком нраве отца у меня подкашивались ноги. Да, со временем мама с папой наверняка простили бы меня. Но у родительского прощения была своя цена. Они хотели, чтобы я поехала вместе с Розой в Америку и вышла там замуж за Игнацио. А это представлялось совершенно невозможным. Я уже была замужем. Я была связана узами брака с мужчиной, которого любила всем сердцем.