Запределье. Осколок империи - Андрей Ерпылев

— Здорово сказал Владимир Владимирович? — гордо окинул он взглядом спутников, а товарищ Зубов, не удержавшись, зааплодировал.

Один лишь провожатый не разделял восторга геологов. Но и виду не подавал, поскольку приказ, полученный им от полковника Еланцева, гласил прямо и недвусмысленно: «Все показывать, все объяснять, в пререкания не вступать. Они — наши гости». И Владимир Леонидович не прогадал с провожатым для «гостей»: сын пропавшего в «Самоубийственном рейде» офицера Гриша Полунин почти не помнил своей «старой» жизни. А может, память его просто поставила блок, заставив забыть голодное детство сироты-беспризорника. Поэтому пришельцы из неведомой «Совдепии» казались ему кем-то вроде уэллсовских марсиан…

Геологи спешились возле знакомой избы, выделенной им под жилье.

— Надо будет Славика порадовать, — весело сказал Зубов спектрометристу. — А то куксится что-то парень. Ничего, оживет, когда увидит, что вместо вынужденного безделья ему настоящая практика светит!

— Где же он? — щуря со света подслеповатые глаза, спросил Зельдович. — Не видать что-то нашего затворника.

— А это что такое?.. — Валерий Степанович сдвинул лампу и взял в руки исписанный знакомым почерком листок. — Товарищи, я не могу жить с мыслью… Черт!!!

Казака у двери разморило на солнцепеке по-настоящему, и он долго не мог понять, о чем толкуют незнакомцы, теребящие его, как ватную куклу.

— Пацаненок ваш, что ли? — наконец опомнился он и зевнул, немилосердно раздирая утонувший в пегой бороде рот. — Да до ветру он побежал.

— Куда?

— Да в лес же, — снова, едва не свихнув челюсть, зевнул станичник. — Мы люди простые, ватерклозетов у нас нема…

— Давно?

— Давно?.. — казак взглянул из-под ладони на солнышко и пожал плечами. — Да Бог его знает… Може и недавно… А може и давно. Пронесло, видать, мальца. Пардону просим, — на всякий случай добавил он: господа, сразу видно, городские, у начальства в фаворе — мало ли чего…

— М-м-м!.. — застонал начальник, словно от нестерпимой боли. — Неужели опоздали! Лев Дмитриевич — бегом!..

Оба геолога понеслись к лесу, путаясь в траве, а вслед за ними, недоуменно переглянувшись, потрусили офицер и казак…

* * *

— А ведь это грех…

В нескольких метрах позади, по пояс в высокой траве стояла девочка, как сначала показалось Ростовцеву: тоненькая, хрупкая, в белом платье и пышном венке из лесных цветов на белокурой головке. И только минуту спустя он понял, что это — вполне сформировавшаяся девушка, может быть даже его, Славы, ровесница.

Но в первый миг он решил, что уже умер, не заметив того, а чудесное видение — ангел небесный, спустившийся с небес. Про ангелов ему рассказывала покойная бабушка, когда он еще был настолько мал, что не знал прописной истины: ни Бога, ни ангелов не существует. А тогда аполитичный еще Славик открыв рот рассматривал прекрасных ангелов в книжке, что читала ему Аграфена Тихоновна, и слушал о их небесном житье-бытье… А позднее, когда взрывали храм Христа-Спасителя, они с одноклассниками бегали на руины и, смеясь, рылись в обломках фресок со строгими, окруженными золотыми нимбами лицами…

Именно таким нимбом вокруг строгого тонкого лица показались молодому человеку на миг пронизанные сзади предвечерним солнцем волосы прекрасного видения. И захотелось вдруг перекреститься, как учила давным-давно бабушка…

— Кто вы? — только и смог вымолвить пересохшими губами юноша, забыв про веревку, змейкой скользнувшую в траву из ослабевшей вмиг руки.

— А я не разговариваю с незнакомыми мужчинами, — опустила взгляд девушка.

— Давайте тогда познакомимся, — нерешительно шагнул вперед Слава. — Меня Славой зовут. А вас?

— Ляля… — ответила девушка. — Оля Опанасенко. Меня все странной считают, даже дурочкой… Только вы им не верьте. Я просто по лесу люблю гулять. Одна…

— Да кто вам такое сказал? Вы совсем не… — юноша прикусил себе язык, поняв, что едва не сморозил глупость. — Не такая.

— Да? — Оля доверчиво подняла на юношу огромные небесно-голубые глаза. — Вы так думаете? А вы анафемский большевик?

— Откуда вы взяли? — опешил Слава, мгновенно вспомнив, где находится.

— Батюшка в церкви говорил, что явились анафемские большевики по наши души, — охотно пояснила новая знакомая. — Вы ведь из них?

— Да, — признался молодой человек. — Только я не большевик, — он испытал мгновенный укол совести, что так легко открещивается от своей причастности к Партии, ведь комсомольцы и есть молодые большевики.

— Правда? — округлила глаза девушка. — А те, другие? И как там вообще?

Ну как было объяснить наивной девчушке из другого мира, как там, в Стране Советов? Слава открыл было рот, но в уши ввинтился девичий визг:

— Слава! Сзади!..

Он обернулся и сразу, будто на скалу, наткнулся на чужой тяжелый взгляд.

Нечеловеческий взгляд…

* * *

Где-то неподалеку завизжала женщина, и Зубов будто налетел на стену.

— Опоздали!

— Может быть, еще нет! — Зельдович от недальней этой пробежки задохнулся и вспотел. — Бежим туда…

А перед глазами Валерия Степановича стояла виденная когда-то давным-давно картина: мужчина, нелепый в своих мешковатых брюках, болтающихся на одной подтяжке, висит посреди комнаты, чуть-чуть не касаясь давно не мытого пола пальцами ног. Подтяжка всего одна, потому что вторую дядя Гоша, бывший владелец этой огромной квартиры, теперь разбитой на множество клеток-комнат, приспособил на крюк аккуратно снятой люстры. И шагнул в пустоту с табурета.

— Все ждал, когда за ним придут… — слышались шепотки взрослых. — Контра недобитая… Буржуй…

А Леше помнились длиннопалые изящные руки бывшего соседа, виртуозно вырезавшего из картона солдатиков для многочисленной «коммунальной» ребятни. И никакой «контрой» он не был, этот одинокий несуразный долговязый человек в сильных очках на остром носу. И уж тем более — не буржуем. Простым бухгалтером, служившим в конторе через дорогу… Разумеется, «бывшим», как разъяснил потом Леше отец — рабочий с Красной Пресни. Что-то преподавал до революции в университете, а с «красной профессурой» не ужился. Бывший, одним словом.

Ветви кустов стегали по лицу, высокая трава путалась в ногах так, что казалось, будто, как во сне, бежишь, едва перебирая ногами на месте. Но курс на девичий визг был взят верный, и троица — Зельдович безнадежно отстал — внезапно вылетела на поляну, будто зонтом прикрытую кроной огромного раскидистого дерева.

«Живой!» — с облегчением понял Зубов, первым делом отыскав взглядом знакомую фигуру.

Юноша не смотрел на вновь прибывших. Спиной он прикрывал вцепившуюся в его плечи побелевшими пальцами девушку, лицо которой, казалось, состояло из одних огромных, широко распахнутых глаз, а сам не отрывал взгляда от чего-то, видного ему одному.