Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

Сбоку возник молодой князь Мстислав.

— Ну что там? — воевода вернул лук стрелку, отступил от бойницы.

— Ничего не пойму я, Пётр Ослядюкович. Прибыло два голубя, с письмами одинаковыми. Батюшка спрашивает, нет ли осады. Не получает он наши послания, или как?

Воевода еле сдержал ругательство.

— Два голубя, говоришь? Так и нам надобно двух посылать! Мало ли что с одним сотворится… Завтра уж пятое число! Помощь нужна, княже, помощь немедля!

— Берегись!

Огненный клубок пронёсся над самым частоколом, канул в тёмную массу построек, и тут же в месте падения вспыхнул пожар. Послышались крики, маленькие неясные фигурки засуетились, укрощая пламя.

— Я вот что подумал, Пётр Ослядюкович, — заговорил Мстислав. — Ворота золотые еле стоят уж. И крепить бесполезно.

— Твоё предложение?

— Надобно заложить ворота камнем, какой имеется. За ночь справимся. Инда будет крепче стены.

Воевода крякнул.

— Добро мыслишь, княже. Сам возьмёшься?

— Ну.

— Действуй.

Проводив молодого княжича взглядом, воевода подумал — добрый вырастет правитель… Вырос бы…

Новый удар потряс частокол. Сколько ещё простоят стены?

Сколько ещё простоит Владимир без подмоги?

— Здрав будь, Георгий!

— Здравствуй, брате, здравствуй!

Князь Георгий обнял брата, князя Ярослава Всеволодовича.

— Вот привёл рать переяславскую, сколько есть.

— А сколько есть?

— Одиннадцать тысяч, однако, и все верхоконные.

— Добро. В дом пожалуй! Да и своим скажи, пусть располагаются. Место готово для вас, всем хватит!

Князь Ярослав отдал приказ кому-то из своих бояр, тот повернулся и исчез. Братья же вошли в дом.

Князья уселись напротив друг друга.

— Сколько войска уже набралось, брате?

— С твоими, почитай, пятьдесят. Ещё завтра с Галича-Мерьского подойдут, с Городца, с Ярославля да с Нижнего Новгорода послезавтра…

— Послезавтра уж седьмое будет.

Князь Георгий помрачнел.

— Знаю. И из Владимира вестей никаких…

— В осаде город.

Георгий резко вскинул голову.

— Верные сведения?

— Куда уж верней, — усмехнулся невесело князь Ярослав. — Это вы тут на Сити сидите, как медведь в берлоге. Третьего дня голубь весточку принёс. Обступили поганые и Владимир и Суздаль.

Князь Георгий с силой ударил кулаком по столу.

— Всё. К десятому рати готовы будут, сразу и выйдем. Прижмём Батыгу!

— Тётя Фиса, И я тоже хочу пирога с брусникой! И Глебка!

— Будет, будет вам обоим пирог с брусникой!

Жена Ярослава Всеволодовича Феодосия, полная улыбчивая женщина, смотрела на ребятишек.

— Эх, как время летит, а Мария? Кажется, мой Алексаша вот вчера такой был…

— Такой как я, или как Глебка? — деловито уточнил Борис Василькович. Женщины засмеялись.

— Сперва такой как Глебушка, а потом как ты!

Феодосия внезапно погрустнела.

— Сидим тут, как мыши в подполье… Что там делается, в миру?

Мария тоже перестала улыбаться. Уже привычно засаднило сердце. Да, мы тут в тепле и сытости, а каково-то сейчас тем, кто в лесах готовится к смертному бою?

Мария оставила вязанье, подошла к окну, затянутому слюдой. Городок Белозеро был совсем крохотным, весь и весь, разве что огорожен высоким тыном. Край владений ростовского князя, и край земли русской. Крохотные деревушки-веси на три-четыре избы жались на клочках скудной северной земли, отвоёванной у леса топором и огнём. Впрочем, лес отнюдь не собирался прощать людям вторжения, каждое лето упорно пытаясь вернуть себе утраченные земли, и борьба за жито была тут подлинной битвой за жизнь, упорной и постоянной.

И жители здешние, и русичи, и чудины были такими же, как этот лес — могучие, молчаливые мужики, привычные к тяжкой ежедневной работе, крепкие бабы и девки… Сильный северный народ, слабым тут трудно.

Княжий терем в Белоозере был совсем невелик, и если учесть, что кроме Марии с сыновьями и слугами тут разместилась княгиня Феодосия Переяславская с челядью, в хоромах было только что не тесно.

Гонцы сюда, на край света, добирались от Ростова три дня, от Переяславля-Залесского четыре-пять, от Владимира же и Суздаля не прибывали вовсе. Была, правда, налажена голубиная почта между Белоозером и Ростовом — как-никак город был северным порубежьем ростовского княжества, и о набегах варягов и диких чудинов помнили тут по преданиям. Но прямой связи с тайным лагерем, где собирал рати великий князь Георгий, не было, и вести доходили короткие, без столь важных сердцу подробностей. Что там и как?

Маленький Глеб играл с деревянными шарами, катая их туда-сюда. Ему активно помогали котята, носившиеся по горнице как угорелые. Им было весело, этим котятам. Мария даже зажмурилась — так вдруг завидно стало. Не знать ничего, не думать ни о чём… Не понимать и жить этим днём, без всяких забот о «завтра»…

— Мама, мама, а тятя когда нас заберёт отсюда? — подал вдруг голос Борис.

И неожиданно для себя самой Мария вдруг отчаянно, взахлёб, по-детски разрыдалась.

— Ничего?

Почтарь-голубятник Ропша виновато развёл руками. Пятеро хмурых витязей оглаживали коней, явно уставших от долгой скачки.

— Может, зажирели твои голуби, а?

— Это ты зря, Варлам. Я своё дело не первый год знаю.

Старший группы всадников, вислоусый Варлам, сплюнул в снег.

— Ладно, чего с тебя… Поехали, братие.

— В дом зашли бы. Отдохнут кони.

— Некогда. Назад сорок вёрст, стемнеет скоро. Эх, досада князю… Ладно, до завтра!

Всадники разом взяли рысью. Ропша проводил их взглядом, постоял немного, вдыхая морозный воздух, и вернулся в дом.

В избе один угол занимала немалых размеров печь, топившаяся по-белому, в другом же углу была устроена голубятня, причём так, что голуби могли входить внутрь помещения через пропил в бревне, где снаружи был прилажен леток. Таким образом почтарь мог лежать на печи и не пропустить при этом прилёта птицы.

Ропша скинул полушубок, сапоги и принялся орудовать у печи. С тех пор, как умерла у почтаря жена, он жил один — мало было желающих связать свою жизнь с бобылём, одиноко живущим в чащобе, подобно медведю. Да и сам Ропша не стремился к повторному браку, очень уж светел был в памяти его облик той, единственной…

Пламя в зеве печи вспыхнуло, озарив полутёмную комнату, голуби дружно загулькали, заворковали.