Джугафилия и советский статистический эпос - Дмитрий Орешкин

Вот нехитрые вопросы из «Сборника задач противоалкогольного содержания» М.М. и С.М. Беляевых (М., 1914), на который ссылается известный историк хлебного рынка и железнодорожного транспорта М.А. Давыдов[104] в своем анализе советских мифологем:

«60. В прошлом (1913) году население России выпило (приблизительно) 2.000.100.000 бутылок водки. 13.334 бутылки, уставленные в ряд одна за другою, занимают расстояние в 1 версту. Сколько верст займут все выпитые бутылки, если их уставить таким же образом?

90. Каждый русский выпивает в год (на круг) по 12 бутылок водки. Если бы он вместо этого яда съедал то количество хлеба, из которого выкуриваются эти 12 бутылок.».

Из этих душеспасительных задачек, между прочим, следует, что авторы оценивают численность населения Российской империи на 1913 г. в 167 млн человек (2000 млн бутылок делим на 12, получаем 167 млн, что соответствует официальной статистике тех лет без учета Финляндии). Значит, под термином «каждый русский» имеются в виду все подданные империи — без учета национальностей, от мала до велика и от Варшавы до Анадыря. Заодно косвенно убеждаемся в адекватности нашей оценки: если в 1913 г. на нос в среднем приходилось 12 бутылок в год, то в 1931 г. на него упало еще примерно столько же. Скорее больше, потому что население СССР уменьшилось в сравнении с царской Россией примерно на 20 млн человек.

В официальных цифрах, добытых одним из самых внимательных исследователей сталинского периода О. Хлевнюком в Государственном архиве РФ (ГАРФ, ф. Р-5446, оп. 89, д. 855, л. 144), история выглядит так. Казенное производство водки в СССР выросло с 30 млн декалитров в 1924/25 хозяйственном году до 81 млн декалитров в 1952 г.[105] В пересчете на душевое потребление заметное расхождение с нашим условным расчетом: если на 1925 г. округленно принять население СССР в 145 млн человек, получается около четырех казенных бутылок на нос. Остальное, как прежде, добирали за счет самогона. В 1952 г. (округленно 185 млн населения) стало почти девять официальных бутылок. В любом случае налицо увеличение в 2,5 раза. Хотя с задачей выкурки 90 млн ведер спирта (111 млн декалитров, около 240 млн декалитров водки) советская промышленность все-таки не справилась, опять показав втрое худший против плана результат.

Так или иначе, с тех пор водка в СССР становится главным предметом массового спроса и производства. Когда в середине 80-х Егор Лигачев при активной поддержке Михаила Горбачева затевал свою антиалкогольную кампанию, руководитель Госплана Николай Байбаков на заседании Секретариата ЦК осторожно предупредил, что в плане на 1985 г. водка занимает 24 % товарооборота и сокращение продаж чревато опасной разбалансировкой бюджета[106]. Что в конце концов и произошло — не только из-за антиалкогольной кампании, но и главным образом из-за многолетней привычки к необеспеченной эмиссии. Кампания борьбы с зеленым змием — естественным союзником госмонополии — лишь приблизила очередной хлопок раздутого рубля. Последний советский премьер Н.И. Рыжков свидетельствует, что по плану 1985 г. от реализации алкогольных напитков намечалось получить 60 млрд руб. прибыли. Административная борьба с пьянством сократила этот объем почти вдвое — до 38 млрд в 1986 и 35 млрд в 1987 гг.[107]

Антиалкогольный плакат 1929 г. Автор Д.А. Буланов. Декоратор Ленинградского АКАДЕМИЧЕСКОГО МАЛОГО ОПЕРНОГО ТЕАТРА, АВТОР И ОФОРМИТЕЛЬ ДЕТСКИХ КНИГ И РЕКЛАМНЫХ ПЛАКАТОВ ЛЕНИНГРАДСКОГО ЗООПАРКА. РЕПРЕССИРОВАН В 1941 Г., ПОГИБ В ЗАКЛЮЧЕНИИ в 1942 г. Посмертно реабилитирован. Источник изображения: https:// commons.wikimedia.org/wiki/File: 1929._Папа,_не_пей. jpg

Е.К. Лигачев, у себя в Сибири насмотревшийся, что творит алкоголь с людьми и хозяйством, действовал, конечно, из лучших побуждений. Как и положено советскому руководителю, не слишком задумываясь, откуда ноги растут. Похоже, ему просто не приходило в голову, что, воюя с водкой, он воюет с наследием великих сталинских свершений и таким образом подрывает финансовые основы вертикали. Очередной пример советского невежества, или, выражаясь более выспренно, конфликта между теоретическими установками и хозяйственной практикой. Начальство хочет как лучше, в меру способностей решает задачу сохранения иде-ократической системы и себя при ней, но получается опять как всегда: система глубоко иррациональна, попытки рациональной оптимизации ей противопоказаны. Машину, которая строилась для мобилизации, экспроприации и экспансии, трудно заставить работать на интенсификацию, реальный экономический рост и улучшение качества жизни населения. Все равно что пылесос, рассчитанный на высасывание ресурсов из людей и территорий, использовать для обратного закачивания средств в карманы трудящихся. Или с той же благородной целью запустить в транспортную сеть группу перевоспитанных карманников. Выходит бабушка из трамвая — а у нее в кармане лишний трояк. То-то радости доброй старушке!

Сталинская система была сильна уникальным в мировой истории безразличием к разрыву между официально заявленными и практически реализуемыми шагами. Для нее это было нормой: развести народ на патриотические восторги и покарать тех, кто восторгается недостаточно бурно. В соответствии с диалектическим законом единства и борьбы противоположностей советская власть параллельно (но не одновременно) с наращиванием «выкурки спирта» ведет непримиримую идейную борьбу с пьянством и алкоголизмом. Беспощадно клеймит их как родимые пятна прошлого и наследие тяжких времен капиталистической эксплуатации.

Пьяниц сурово осуждали в журнале «Крокодил», в сатирическом киножурнале «Фитиль» (главный редактор — тот самый сатирик, басно- и гимнопи-сец С.В. Михалков, который доказал историческое превосходство Рубля над Долларом), а также средствами наглядной агитации. «Злодейка с наклейкой», «Не пей, товарищ!», «Напился, ругался, сломал деревцо — стыдно смотреть людям в лицо!» — советские люди помнят эти берущие за душу средства воспитания масс. Но печатались они главным образом или до начала 30-х годов, или уже после смерти Сталина.

В 30-х непримиримая борьба с зеленым змием внезапно отходит на второй план. Вместо нее появляются ненавязчивые предложения выпить — ведь жить стало лучше, жить стало веселее. Новые общенародные приоритеты находят свое отражение в наглядной агитации.

Хитроумный нарком пищевой промышленности А. И. Микоян тонко улавливал дуновения на политическом олимпе. В изданной в 1939 г. замечательной по своему пропагандистскому значению «Книге о вкусной и здоровой пище» (раз реальной пищи не хватает, хорошо изданная книга о ней вдвойне необходима!) он так поясняет перемену отношения к выпивке: «…при царе народ нищенствовал и тогда пили не от веселья, а от горя, от нищеты… Теперь веселее стало жить. От хорошей и сытной пищи пьяным не напьешься. Весело стало жить, значит и выпить можно, но выпить так, чтобы рассудок не терять и не во вред здоровью». В этой фразе все прекрасно — и ненавязчивый отсыл к знаменитой сталинской формуле, и органичная подстройка речи под актуальные политические требования. Социокультурная система устоялась, встала на рельсы и уже сама катится в единственно верном направлении. Умные люди давно поняли, как надо писать, о чем говорить и что изображать. Движимый заботой о более лучшей и веселой народной жизни, нарком не закрывает глаза и на отдельные недостатки: в 1933 и 1934 гг. потребление водки почему-то снизилось в сравнении с самым началом 30-х. Необходимо принять срочные меры!