Леди и война. Пепел моего сердца - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Остальные же мысленно примеряли веревки совсем не на шеи приговоренных.
Это объединяло общество.
К концу лета, когда стало ясно, что голод-таки рискует пробраться в Город — даже не это обеспокоило Совет, но явная близость бунта — вышло постановление о ревизии излишков зерна.
Кормак пытался предотвратить его.
Но он, прежде грозный, мало что значил в измененном мире. Ему еще позволяли выступать, но… разве голос разума дойдет до тех, кто верит в собственную силу? В руках Совета войска. За каждым мормэром стоят рыцари и наемники, готовые уничтожить любого, на кого укажет хозяин. Хозяева делили власть, опираясь на право силы.
Им ли бояться выступлений черни?
Им ли думать о том, куда пойдут люди, лишенные хлеба?
В то, что ревизионные отряды будут действительно собирать излишки, ни Кормак, ни Кайя не верили. Эхо восстаний катилось к Городу, наполняя опустошенную Хаотом чашу гнева.
Того самого, народного, о котором так много говорили.
Восстания подавлялись. Быстро. Жестоко. Кроваво.
Но зерна в хранилищах не прибавлялось. Уходило прежними путями. Тот, кто вкладывался в войну, желал получить прибыль. По хлебным карточкам урезали нормы. И Совет впервые постановил разделить граждан по группам полезности.
Тогда же к Кайя явилась делегация гильдийных старейшин.
Мэтр Ортис, несколько запыхавшийся — подъем на вершину Кривой башни дался ему нелегко. Мэтр Вихро, в темной гриве которого появилась ранняя седина. И мастер Визгард, заменивший мэтра Эртена. В его чертах проглядывает отдаленное семейное сходство, вот только мэтр Эртен лучше умел контролировать эмоции.
Сколько всего намешано.
И презрение. И страх. И неудовольствие от того, что мастер Визгард оказался в месте столь неприятном. И понимание, что вести себя следует с почтением, несмотря на ту брезгливую жалость, которую люди испытывают к сумасшедшим.
В последнее время Кайя научился видеть оттенки эмоций.
Прежде он не замечал, сколь разнообразен тот же страх. Опасение. Тревога с учащенным пульсом. Адреналиновый выброс и почти паника, лишающая рассудка. Инстинктивный ужас. Этот был… осторожным. Пожалуй, подобный страх появляется при осознании того, что опасность существует, но неспособности адекватно ее оценить.
— Мы рады приветствовать Вашу Светлость, — мэтр Ортис пытался отдышаться. По полному лицу его катился пот, который мэтр вытирал мятым платком. — И хотели бы выразить свое почтение.
Мэтр Ортис боится иначе. Он видит грань. И скорее вынужден выбирать между двумя страхами — тем, которым грозит будущее, и Кайя.
Кайя не хочет их видеть.
Снова тяжело. Муторно. Он потерял время и порой не понимает, где находится и зачем. С памятью тоже странно. Исчезают куски. Кайя знает, что теряет важное, и пытаясь сохранить самое важное, рисует.
Лица.
Люди.
События.
Некоторые тут же теряются, например, слоны. Кайя уверен, что слоны имеют значение, но забыл, когда и где их видел. Или вот старейшины… нет, их помнит. Все помнит.
— А также просить вас… возглавить Совет, — завершил мэтр Ортис, протягивая свиток, перевитый алой лентой, украшенный связкой печатей, которые с сухим деревянным звуком ударяют друг о друга, Кайя принял. И положил на каминную полку, где уже лежал пяток прошений, и что-то еще — бумаги приносили часто, Кайя не давал себе труда определять, о чем именно просят.
А коту нравилось играть с печатями.
Да и гербовая бумага приятно шелестела, раздираемая когтями.
Письма он сжигал. Их пришло всего два: от Урфина и дяди, оба — вскрытые. Вряд ли в них было что-то важное… или скорее Кайя боялся, что важное было, такое, делающее бессмысленным всю его затею.
Письма вызывали приступы ревности и обиды.
…сны, в которых он вытаскивал листы из камина и читал приговор.
Два года — это очень много. И все устали.
Его просят понять, простить и дать свободу. Шанс жить нормально. Просыпался с криком. Долго приходил в себя, уговаривая, что сон — лишь сон. Разгребал золу, хотя прекрасно отдавал себе отчет, что писем не восстановить. Система, наверное, могла бы…
…система давала сухие сводки о мятежах, стычках и вероятных сценариях развития военных действий. Она рисовала карты на стене и стрелочками показывала перемещения войск. Примерно. Возможности системы были ограничены.
…о письмах Кайя не спрашивал. Об Изольде система отказывалась говорить.
…так зачем ему очередная грамота со связкой печатей?
— И вы вот так позволите разрушить мир? — мастер Визгард простер руку отработанным жестом. Видимо, ему приходилось выступать на Совете. Или не на Совете, но точно перед публикой, которая с благодарностью слушала эти выступления, придавая мастеру веры в правильность каждого слова.
— Да, — ответил Кайя, присаживаясь в кресло.
Оно осталось одно. Второе он скормил огню, потому как топить иногда забывали, а Кайя без огня грустил. Да и не любил он гостей.
— Вы будете смотреть, как лорды, ошалев от собственной безнаказанности, раздирают страну на части? Позволите им и дальше пить кровь…
…стало ясно, перед какой публикой привык выступать мастер Визгард. И заодно, каким образом обыкновенный мастер, не получивший высшего звания, занял пост старейшины. Гильдия не пожелала раскола, предпочла уступить тем, кто выкрикивал это имя. Их было много.
— Я бы понял, будь вы одним из них, — его не останавливали и мастер Визгард смелел.
Он помнил, как вчера говорил перед толпой, и толпа отзывалась, готовая поддержать его не только словом. И если так, то не за ним ли сила?
Чего бояться?
Пусть Ортис, лис, из тех, чье время уже ушло, дрожит. А мастер Визгард понимает: в новое время нельзя себя вести по-старому, поджимать хвост и гнуть шею перед титулом.
— Но вы… издыхающий лев, который только издали выглядит грозным. Мы зря пришли к вам.
Он покинул комнату с видом человека, который все для себя решил и от решения собственного не отступит ни на шаг. Что ж, пускай.
— Выйди, — велел мэтр Ортис кузнецу, и Вихро послушно удалился. Кайя мог бы сказать, что этот человек запутался, не зная, к кому примкнуть. Его пугали люди Визгарда своей агрессией и тем, что за словами их не видно было умения, но и медлительность Ортиса не привлекала.
Кузнецы примкнут к тому, у кого будет больше шансов на победу.
— Я прошу у Вашей Светлости прощения за слова этого глупого человека. Кликуша и пустобрех с деревянными руками, — это было сказано с искренним презрением. — Но он прав. Лорды потеряли край. Они не желают слушать нас, когда мы просим остановиться. И скоро в Замок придут не просить — требовать. Хлеба. Угля. Жизни. Прольется кровь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!