Ну, здравствуй, жена! - Татьяна Геннадьевна Абалова

Прошел год.

На границе Ури-цы и эльфийского княжества было оживленно. Беспокойно, предчувствуя, что не видать им больше бескрайних степей, блеяли овцы, потряхивали гривами и били копытами выведенные на осенние торги породистые жеребцы, зазывали в свои лавки крикливые торговцы, на разные лады стучали молотками жестянщики. В воздухе запах немытой шерсти и жаренного мяса перемешивался с ароматом сдобы, выставленной на витринах пекарен, и цветов, коими был украшен каждый клочок свободного места.

Между рядами неспешно прохаживались хозяева приграничной ярмарки - гордые эльфы. Они равнодушно взирали на суетящихся гостей, проявляя прыть лишь тогда, когда нужно было убраться с пути стада или груженой телеги. Оживленно перекрикивались урийцы, которые издалека узнавались по темным гривам и немалому росту. Они чувствовали себя в дружественном государстве как дома. В противовес им немногочисленные агридцы вели себя осторожно, стараясь не лезть на глаза и не нарываться на драку с извечными врагами.

- Устала? - спросил Раттар, поравнявшись с лошадью, на которой сидела Юлия.

- Немного. Отвыкла ходить по лавкам.

- Почему ты не купила себе платье, возле которого так долго стояла?

Юля опустила глаза. Как объяснить, что красное платье, так похожее на то, в котором она присутствовала на турнире, напомнило о лорде Ханноре? Его задумчивом взгляде, его губах, которые однажды целовали так, что сбилось дыхание, его голосе, от бархатистого тона которого становилось горячо. Думы об Изегере не переставали волновать, хотя шаманка упорно отпаивала «зеленую девочку» травами забвения. Не помогали они. Даже сейчас Юля прикоснулась тыльной стороной ладони к щеке, думая, что та ответила на мысли о лорде жарким румянцем.

Год, целый год Юля боролась с собой, чтобы не сдернуть Упыря со строна, лишь бы вновь увидеть лорда Ханнора. Он стал ее навязчивой идеей. Нет, она не забыла, что Изегер называл ее «ничьей», а значит, никому ненужной. И только произнесенные им оскорбительные слова, а не многочисленные шаманские амулеты, останавливали ее от опрометчивого шага.

Юля не понимала, что происходит. Почти равнодушная к лорду в замке, здесь, в степи, она вдруг начала думать о нем. Жалела о не случившемся?

Ее мучили вопросы. Почему она не призналась, что была в его кабинете в тот злополучный вечер? Почему не пришла поговорить открыто? Почему скрывала, что в ней проснулись магические способности?

Со стороны милорда тоже были сигналы, и Юля их чувствовала. Последние две-три недели перед похищением она уже не слышала его категоричного «иди и убейся». Изегер даже начал флиртовать с ней. А как иначе назвать бросаемые им взгляды? Как объяснить его подглядывание за ней? Куда бы она не шла, обязательно встречалась с ним. В конце концов милорд даже начал проявлять заботу, пытаясь предотвратить те глупости, которые она все-таки совершила.

А ведь у них все могло сложиться иначе. Она наверняка полюбила бы его и стала хорошей женой. А что теперь? Как называется то чувство, что терзает ее теперь?

Правильно говорит шаманка. Боль.

Неужели боль - побочное действие трав забвения? Или Юля просто забыла, что ее не любили? Отчего сохранился в памяти и теплый взгляд, брошенный через пламя костра, и шепот, так приятно щекочущий ухо?

«А вдруг это строн мешал нам? Насильно толкал друг к другу, заглушая наши собственные чувства. Неужели все дело в его магических особенностях, направленных на насаждение фальшивых чувств во имя продления рода? Тогда очень жаль, что именно родовой амулет стал причиной нашего с лордом несчастливого существования».

Вжик. Вот еще кого, кроме дорогого сердцу друга - Михайки, хотела бы увидеть Юля. Но потерявшего память квалона, как разузнал Раттар, увез куда-то далеко его отец. Увез то ли в столицу, то ли к морю, лишь бы не жить рядом с замком, который бесконечно штурмуют урийцы.

Вот еще одна загадка, до которой ей никак не удавалось докопаться. Откровенные в беседах, урийцы вдруг замолкали, если Юлия начинала допытываться о причинах вражды и ненависти. Видимо, не доверяли, хотя говорили, что все кончится после того, как она выполнит свое предназначение. И рассказывать о том пророчестве ей никак нельзя, иначе оно не сбудется. Замкнутый круг. Знать бы, в какую степь кинуться...

- М? Я спрашиваю, почему не купила красное платье? - Раттар заставил Юлю вынырнуть из круговорота мыслей.

- А куда я надела бы его? - спросила тихо, зная наперед ответ. - По степи гулять, чтобы колючки изодрали? Или чтобы травы оставили на юбке темный след?

- Для меня. Ты могла бы надеть его для меня.

Она подняла глаза на сына вождя. И красив он, и силен. Спрятаться за спиной такого воина мечта любой девушки. Юля все понимала и не однажды замечала призывные взгляды уриек, предназначающиеся ему... И умен, и ласков, и добр, но...

Раттар знал, что по законам Агрида, пока на ее шее висит строн, она мужняя жена. Но что урийцам до порядков враждебного соседа? Раттар наплевал бы и на лорда, и на весь Агрид, если бы только она сказала «да». Но как же трудно произнести это слово...

Юля вновь погрузилась в воспоминания, уже не такие болезненные как о милорде, произошедшие здесь, в степях.

После похищения «зеленая девочка» проспала целую неделю. Она даже не знала, что урийцы снялись с места последней стоянки и ушли так далеко в глубь степей, что невозможно было понять, в какой стороне находится Агрид.

Проснувшись на рассвете, она, крадучись, выбралась из белого шатра и побежала. Куда? Зачем? Сама не знала. Ветер гнал, толкая в спину, а белые травы цеплялись за ноги и звенели, звенели. Пока, задыхаясь, она не упала на колени.

Когда подняла голову, увидела, что перед ней с закрытыми глазами сидит Раттар. Ноги сложил по-азиатски, руки распахнул ладонями вверх.

- Слышишь, как степь поет? - говорил спокойно, без сбившегося дыхания, словно и не бежал вдогонку за ней.

Она легла на спину, устремила взор на несущиеся по небу низкие облака.

«Стоит протянуть руку и на пальцах останутся капли росы».

А степь пела, убаюкивала.

- Забирайся, - Раттар уже сидел на корточках, подставляя широкую спину. - Я никому не скажу, что ты обнимала меня ногами.

- Нет.

Она с трудом встала, пошла, только сейчас заметив, что одета странно - длинная белая рубашка с узором по вороту. Ни белья, ни обуви.

Сумасшедшая.

- Давай понесу. Не на спине, так на плече. Холодно.

- Нет.