Эсхатологический оптимизм. Философские размышления - Дарья Александровна Дугина

class="p1">Показательно, что поэма начинается с гимна Венере, прародительнице Энея и, соответственно, всех римлян:

Рода Энеева мать, людей и бессмертных услада,

О благая Венера! Под небом скользящих созвездий

Жизнью ты наполняешь и все судоносное море,

И плодородные земли; тобою все сущие твари

Жить начинают и свет родившийся солнечный видит[263].

Aeneadum genetrix, hominum divomque voluptas,

alma Venus, caeli subter labentia signa

quae mare navigerum, quae terras frugiferentis

concelebras, per te quoniam genus omne animantum

concipitur visitque exortum lumina solis.

Богиня сладострастия, телесных радостей и удовольствий здесь выбрана не случайно: именно эти свойства составляют философский норматив эпикурейской этики — «человека наслаждающегося» (homo voluptas).

Антропология такого «волуптивного человека» конституирует соответствующий мир, в котором ему было бы комфортно. Этот мир стоит на следующих постулатах, подробно и элегантно описанных в поэме.

За основание тут мы берем положенье такое:

Из ничего не творится ничто по божественной воле.[264]

Principium cuius hinc nobis exordia sumet,

nullam rem e nihilo gigni divinitus umquam.

Проблема ничто, таким образом снята раз и навсегда. Мир дан нам сразу как актуальная бесконечность, динамически движущаяся сама в себе. Само по себе, это — наслаждение. Любая эсхатология или теология более неуместна. Отсутствие ничто — философский залог эпикурейского счастья.

Надо добавить еще: на тела основные природа

Все разлагает опять и в ничто ничего не приводит.[265]

Huc accedit uti quicque in sua corpora rursum

dissoluat natura neque ad nihilum interemat res.

Раз ничего не творится из ничего, ничего и не исчезает. Это внушает Лукрецию фундаментальный оптимизм. Лукреций аргументирует отсутствие необратимой смерти верой в благость природы:

Ибо, коль вещи во всех частях своих были бы смертны,

То и внезапно из глаз исчезали б они, погибая;

Не было б вовсе нужды и в какой-нибудь силе, могущей

Их по частям разорвать и все связи меж ними расторгнуть*

Но, так как все состоят из вечного семени вещи,

То до тех пор, пока им не встретится внешняя сила

Или такая, что их изнутри чрез пустоты разрушит,

Гибели полной вещей никогда не допустит природа.[266]

nam siquid mortale e cunctis partibus esset,

ex oculis res quaeque repente erepta periret;

nulla vi foret usus enim, quae partibus eius

discidium parere et nexus exsolvere posset.

quod nunc, aeterno quia constant semine quaeque,

donec vis obiit, quae res diverberet ictu

aut intus penetret per inania dissoluatque,

nullius exitium patitur natura videri.

А вот дальше снова интересная отсылка к Венере, матери сладострастия, отождествляемой с «природой»:

Кроме того, коль всему, что от старости в ветхость приходит,

Время приносит конец, материю всю истребляя,

Как и откуда тогда возрождает Венера животных

Из роду в род иль откуда земля-искусница может

Из роду в род их кормить и растить, доставляя им пищу?

Как и откуда ключи и текущие издали реки

Полнят моря? И откуда эфир питает созвездья?

Должно ведь было бы все, чему смертное тело присуще,

Быть истребленным давно бесконечного времени днями.

Если ж в теченье всего миновавшего ранее века

Были тела, из каких состоит этот мир, обновляясь,

То, несомненно, они обладают бессмертной природой

И потому ничему невозможно в ничто обратиться.[267]

Praeterea quae cumque vetustate amovet aetas,

si penitus peremit consumens materiem omnem,

unde animale genus generatim in lumina vitae

redducit Venus, aut redductum daedala tellus

unde alit atque auget generatim pabula praebens?

unde mare ingenuei fontes externaque longe

flumina suppeditant? unde aether sidera pascit?

omnia enim debet, mortali corpore quae sunt,

infinita aetas consumpse ante acta diesque.

quod si in eo spatio atque ante acta aetate fuere

e quibus haec rerum consistit summa refecta,

inmortali sunt natura praedita certe.

haud igitur possunt ad nilum quaeque reverti.

Физика под знаком Венеры: homo voluptas

Во Вселенной Лукреция сладострастие является законом, его магический материализм строится на тотальном преобладании законов Венеры, пронизывающих космологию.

Эти законы этернизации вещества в царстве Венеры-Природы требуют наличия чего-то сокрытого — что было бы глубинным основанием волуптивного порядка вещей. Этим сокрытым является структура невидимой пары — атомы и пустота.

Так как теперь доказал я уже, что вещам невозможно

Из ничего возникать и, родившись, в ничто обращаться,

То, чтоб к словам моим ты с недоверием все ж не отнесся

Из-за того, что начала вещей недоступны для глаза,

Выслушай то, что скажу, и ты сам, несомненно, признаешь,

Что существуют тела, которых мы видеть не можем.[268]

Nunc age, res quoniam docui non posse creari

de nihilo neque item genitas ad nil revocari,

ne qua forte tamen coeptes diffidere dictis,

quod nequeunt oculis rerum primordia cerni,

accipe praeterea quae corpora tute necessest

confiteare esse in rebus nec posse videri.

Атомы и пустота есть калька сладострастной картины мира — она состоит из неуничтожимых и неразложимых сингулярностей (необходимых для вечности) и пустот между ними. Сингулярности любят друг друга, стремятся друг к другу, сцепляются и расцепляются, чтобы сцепиться снова. Это длится вечно. Все меняется в таком мире, и все остается одним и тем же.

Секрет счастья найден Лукрецием Каром. А все остальные философы, как он экспрессивно доказывает в своих ритмичных и изысканных строках, ошибались.

Философия Лукреция в Ренессансе была воспринята в обоих своих ипостасях — атомарно-научной и экстатико-герметической. Гассенди, кстати, обосновывал именно Лукрецием реальность алхимической трансмутации свинца в золото (пан-хризия), а теорию сцеплений мы в развитом виде встречаем в экстатической теологии платоника Бруно.

Но после Декарта и Ньютона волуптивность венерической Вселенной покинула область науки Нового времени и перешла в область искусства. Напряжение спало, эпикурейский