Я жизнью жил пьянящей и прекрасной… - Эрих Мария Ремарк

автострадой в Галларате полетела коробка передач. В тот момент, когда я остановился, посыпались запчасти. Могла возникнуть опасная ситуация, когда я с П. быстро ехал по шоссе.

Сегодня утром звонок от Вальтера Рудольфа. Умер отец. Простуда, эмболия. Собирался его навестить 12-го в его восемьдесят восьмой день рождения. Теперь его похоронят 12-го.

Печально. Почему не поехал раньше. По крайней мере, написал ему, что приеду. Так он хотя бы мог заранее порадоваться.

Странно, как будто удалена какая-то моя часть. Мыслей мало. Мрак. Печаль. Сожаление.

25.06.<1954. Порто-Ронко> пятница

10-го выехал. 11-го в середине дня в Оснабрюке. Вальтер у поезда. В Ротенфельде. Во второй половине дня на кладбище. Церковь, подвал. Гроб еще открыт. Цветы, венки вокруг. Восковое лицо отца. Легкая улыбка, далекая, исчезающая. Руки, полные, как у молодого человека. Моя сестра. Хорошо, что не было непогоды, они быстро меняются во время грозы.

Это было утром, в среду, умер 9-го в восемь утра. В День духов без пальто под дождем по пути в церковь, потом простудился в холодной церкви – к вечеру температура 39. Постель, врач, пенициллин, сказали не опасно – во вторник опять 37. Ничего не ел, во второй пловине дня уже встал (никогда не любил лежать в постели), ходил по комнате, выглядывал в окно – хотел убедиться, все ли еще там.

В среду рано утром ему дали немного овощного сока, через какое-то время его вырвало, тогда позже моя сестра, прежде чем уйти, хотела дать ему немного коньяка с яйцом. Принесла – он хотел сам это сделать. Она сказала, что теперь он может сам за собой поухаживать, повязала ему салфетку под подбородком, повернулась спиной, бросила ложкой лед в бокал с коньяком, обернулась, чтобы подать ему, увидела его глаза, странно сузившиеся, уходящие куда-то далеко, закричала: «Отец!» Девушка, которая стояла рядом, тоже закричала, потрясла его за руку – он уже не отвечал, вздохнул два раза, и все кончилось.

Врач не знал, что сказать. Эмболия.

Пришли сестры, обмыли его, постригли ногти, цирюльник побрил его, постриг волосы. Сестры были рядом, так как цирюльник боялся.

В воскресенье рано, 12-го, в его день рождения. Пришли родственники: Алоиз Р. из Леверкузена, Йозеф Р., доктор Рейдт с женой, Пола (Рединг), Хордель с мужем, тетя Эльза Шталькнехт.

В восемь утра месса в церкви. Пастор Клекер. В девять часов похороны перед кладбищенской церковью. Речь пастора, добрая, сердечная. Много венков, цветов, много людей для такого маленького местечка.

Солнечный, великолепный день. Лето в зените. Кладбище на склоне, на одной стороне лес, на другой ржаное поле. Мужчины в цилиндрах несли гроб. Фотографы и один кинооператор снимали, когда я с Эрной пошли к могиле.

Назад. Странные здания. Завтрак. В полдень обед с родственниками в отдельной комнате отеля. (Почтовый отель, в котором я пил с ним однажды.)

После этого снова к могиле. Строгий запах туи, цветов и смерти. Лето. Полное, теплое лето. Потом в его комнате. Смотрели на его вещи, чистые, собранные, он никогда никому не хотел доставлять хлопот. Комната пуста. Пуста, ясна, пуста – ничего от него не осталось. Смотрели на картины, его мелочи. У него не было ни одной моей книги – я никогда не думал о том, чтобы подарить ему какую-нибудь из них. Хотел привезти ему последнюю к его дню рождения. Слишком поздно. Почему я не поехал раньше, чтобы его увидеть? Мог это сделать. Почему я столького не сделал?

К вечеру родственники разошлись, кроме Алоиза. На следующий день встал рано. К могиле. После обеда Юпп забрал Алоиза. Я один. Вошел в комнату. Снова пустота, но под вечер словно дуновение, как будто что-то вернулось.

Когда мы собрались в Оснабрюк, стала приближаться гроза. Когда мы уже сидели в машине, она разразилась. Струи дождя хлестали по машине. Бушевала гроза. Я чувствовал, что она шла от него. Он стоял, маячил на горизонте. Не хотел, чтобы я уезжал. Не хотел оставаться один. Я чувствовал это всюду.

Чувствовал это и в Оснабрюке. Шел по улице. Луна снова на небе. Шел по Хакенштрассе*, Зюстерштрассе*. Что-то закончилось. Навсегда.

Чувствовал, что что-то от моего отца перешло в меня. Другие тоже это замечали.

На следующий день решил читать служебник. Что-то должно произойти. Ему может понадобиться помощь. Тибет. «Книга мертвых». Думал о многом. Телеграфировал Вальтеру, чтобы он читал молитвы. Если это было его верой, пусть он знает, что его вера требуется в утешение.

Почувствовал себя лучше. Но все же что-то изменилось навсегда.

Париж. С П. до 23-го. 20-го Зальц. Три вечера без особой причины вместе с ним. Вульгарен. Невыносим, доброжелателен, но абсолютно вульгарен, во всем. Почему я с ним? Один раз видел Шпанна. В последний день (22-го) ланч с Миллисент Херст.

П. наняла автомобиль. Была весела, возбуждена, прекрасна, оживлена. 23-го в четыре часа вылетела из Орли. В шесть часов в Милане. Машина стояла там, готовая. (В Галларате при отъезде П. потеряла коробку передач.) Домой.

21.08.<1954. Порто-Ронко>

Самое дождливое лето за годы. Работал над книгой*; еще сто страниц. Предложение через Торберга написать сценарий* о последних десяти днях Гитлера. «Космополь фильм», Вена, Нойбаугассе, 10, Карл Соколл. Приехал туда. Потом еще раз. Наконец подписал. Через Бернардино в Брегенц (пиво, после полудня, сад в Вадуце, с австрийскими шраммелями, для П.). Ля-минорный концерт с Фридрихом Вурером, Фолькмаром Андреасом в Брегенце. Отель «Вайссер Кройц». На следующий день Мюнхен, Байришер Хоф. Г. В. Пабст*. Соколл. Вечером с П. у Вальтершпиля. Пили великолепный барак; заказали двенадцать бутылок. Для П. двенадцать бутылок малинового шнапса. Были в шварцвальдском ресторане. С П. в «Донисле» с сосисками и пивом, где она заметила, что можно напиться и пивом, и последний вечер в «Хофбройхаусе».

Один вечер с Ингрид Бергман и Роберто Росселлини. Р. рассказывал сицилийские истории. Не подходили друг другу; возможно, уже знали об этом; но трое детей и публичность. Как герцог Виндзорский – развод невозможен.

Неделей позже в Зальцбурге, пятница 13-го. Отель «Штайн» на Зальцахе. Вечером билеты на «Дон Жуана» в «Фельзенрайтшуле». Пели, Сьепи, Шварцкопф, Бергер и др., великолепно, волшебная музыка, дирижировал Фуртвенглер, – сценография статичная, Райтшуле (школа верховой езды) и т. д. «Дон Жуан» не подходит для открытой сцены.

Отлично поужинали в «Золотом олене», раковые хвосты, зальцбургские клецки для П. Встретили знакомых, среди них Циннер. С ним еще на час в какой-то бар. В постель в четыре.

П. на следующий день проехала четыреста километров. Обедали