Добрые Люди - Дмитрий Александрович Тихонов

окна оказались не заперты изнутри.

Люк на чердак так же запереть не удосужились, что в очередной раз подтверждало отсутствие всякой дисциплины. Случись подобное на квартирах Чёрного Полка — интенданту не сносить головы. Можно, конечно, задаться резонным вопросом: что за паранойя и кто в здравом уме будет вламываться в расположение кавалеристов? И я ответил бы: дисциплина — это железное правило, она либо есть во всём, либо её нет нигде. За годы, проведённые под флагом чёрных, я уяснил, что хорошая дисциплина — залог любой военной кампании, а жандармы как никак были регулярной армией.

Я приоткрыл люк и заглянул внутрь — в узком коридоре царил полумрак. Ни души. Поскольку на чердаке не прибирались, скорее всего со времён возведения здания, тут всё было в пыли, и я решил снять обувь, чтобы не оставлять следы на ковровой дорожке, устланной в коридоре. Спрыгнул. Прислушался. Тихо. Я спустился по лестничному маршу ниже — тут тоже было темно. Следующий этаж освещался настенными канделябрами и только: я ожидал встретить хотя бы гвардейца, не говоря уже о двух, но видимо капитан счёл, что свечей будет достаточно. Удача сегодня мне благоволила.

Я достал кусок хлопковой ткани, откупорил флакон Красной Рози и обильно смочил жидкостью материю. Заткнул каучуком пузырёк и поджёг поток, хотя это было лишнее: дверь в комнату капитан тоже запирать не собирался, видимо его вера в Создателя была столь велика, что Сильвэ де Краст преисполнился чувством собственной неуязвимости. Стоило это дело поправить.

Капитана я застал врасплох. Сильвэ де Краст выводил кривые загогулины на листе бумаги и разве что успел перевести взгляд в сторону открывшейся двери, как я вихрем ворвался в комнату и прижал к его носу кусок ткани пропитанной раствором Красной Рози. Капитан дёрнулся несколько раз в вялой попытке вырваться, но против усиленной потоком крепкой хватки сделать ничего не смог и обмяк — пары раствора парализовали его. Оставалось дело за малым: перетянуть де Краста на кровать и впрыснуть жидкость тому вену.

Капитан был в сознании и бешено крутил глазами. Надо торопиться. Не хватало ещё, чтобы де Краст обмочился от ужаса, это могло спутать карты: всё должно было выглядеть естественно, будто Сильвэ сам ввёл себе наркотик. Я перетянул капитану руку его же шейным платком, поднёс масляный светильник и в тусклом его свете аккуратно ввёл содержимое шприца де Красту в кровь. Зрачки того расширились, и вскоре он уже погрузился в наркотический сон.

— Хороших сновидений, — прошептал я.

Всё. Теперь нужно так же бесшумно покинуть обитель жандармов. Я вернул светильник на место, послабил жгут и стянул с капитана сапоги. Оценил содеянное и довольный результатом кивнул сам себе.

— Что ты тут писал?

Я подошёл к столу и вгляделся в кривой почерк.

«С прискорбием сообщаю, что ваш сын — Кресто де Мори — совершил непростительный поступок и должен понести суровое наказание, но вы можете повлиять на ход дела… всего лишь каких-то пять сотен ливров и мы всё уладим…»

Я покосился на безмятежное лицо капитана. Карп подчеркнул: «исчезнуть» и «личное усмотрение», что давало мне некую гибкость в выборе методов исполнения заказа. Мне показалось, что для капитана я выбрал слишком гуманный способ, но спешно отогнал эту мысль: что сделано, то сделано. Письмо я решил забрать, дабы у дознавателей, реши они провести следствие, не возникло лишних вопросов.

Я вернулся тем же путём к конюшням и, перемахнув через забор, был таков. Приют Троих всё так же не подавал признаков жизни, следовало убираться из пригорода и мне, благо до восточного тракта от сюда было рукой подать. Я застегнул камзол и направился прочь, но уже через сто шагов замедлил шаг.

— Бесов праздник, — выдохнул я. — Это добром не кончится.

Я вытащил поддельный жетон первых и закрепил тот на груди, благо у значка имелась специальная иголка. Отряхнув одежду от пыли, я решительной походкой направился обратно, миновал конюшни и вышел ко двору квартир жандармов. Стоящие на посту караульные, заметив меня оживились, но разглядев нефритовый значок законника сразу же поникли в плечах.

Я ткнул грамоту в лицо караульным и не сбавляя шага вошёл в дом, бросив на ходу:

— Именем короля!

В коридоре возник ещё один стражник и тут же вытянулся по струнке.

— Кресто де Мори, — небрежно произнёс я, копируя манеру Гариуса. — Проводи меня к узнику. Ты оглох?!

Караульный побледнел, покосился на сослуживцев, но те сделали вид, будто не замечают меня.

— Прошу за мной, — слегка заикаясь произнёс караульный.

Пока мы пробирались ко внутреннему двору, я оценивал риски и пришёл к выводу, что волне можно обойтись без жертв. Капитан улетел в нирвану, а посему даже если найдётся кто-то смелый, который решиться пойти против воли первого и вызвать капитана, застанет очень интересную картину.

Я не раз убеждался, что значок законника способен творить чудеса. Все, кто попадался нам на пути, завидев зеленоватое свечение жетона, как-то резко меняли направление, лишь бы скорее убраться с дороги. Правда попадись нам толковый владеющий или не приведи Создатель кто-то из орденов, будь то чистые, верные или первые, то подделку эти распознают сразу.

У тюремных камер клевал носом сонный оруженосец, и не сразу понял, кто явился в час ночной. Мой сопровождающий хотел было отчитать в голос безусого юнца, но я придержал того:

— Не стоит. Доставьте де Мори. Я забираю его.

— Но… я… — замямлил страж.

— Ясно. Давай сюда старшего, — я тяжело вздохнул.

Как по команде открылась маленькая дверь и под свет фонаря выбрался лысеющий мужичок, который зачем-то напялил кирасу. Сидела она на нём как на корове седло, и я с трудом подавил смех.

— Честь имею. — Плешивый вытянулся.

— Кресто де Мори, — повторил я.

— Есть такой, — кивнул мужичок.

— Ко мне его!

— Но… нет, я не пытаюсь оспорить ваше требование, — заискивающе начал плешивый. — Но шевалье совершил тяжкое преступление, он дезертировал, а это, милсдарь, дела внутренние. Есть закон. Тут дело, знаете ли, ого-ого. Дело чести.

Я поджёг поток и окутал себя силой. На простых смертных это порой производило неизгладимое впечатление. Никаких внешних проявлений кончено не было, но человек просто на животном уровне ощущал исходящую опасность. Плешивый подавился слюной и отшатнулся.

— Это ты мне говоришь про закон? — процедил я сквозь зубы. — Де Мори единственный, кто принёс весть с юга, он ценный свидетель.