Я – Ангел. Часть первая: Под прикрытием - Сергей Николаевич Зеленин

Игорь Ильинский — тот «хам», весь бледный ушёл восвояси, Есенин отдал Блюмкину его «Кольт» и, затем мы с ними славно ещё посидели за чаем…

Вообще-то, собираясь познакомится с будущим маршалом — к разговору с ним я заранее особенно не готовился и, сейчас вволю импровизировал. Главное — обратить на себя внимание, чтоб запомнил.

По моему, это мне определённо удалось!

Рассказываю Голованову одну за другой истории из того же «источника» — несколько перевирая, конечно. Тот, видно насытившись беседой о поэзии, вдруг спохватился:

— Извини, а ко мне у тебя какое-то дело, Серафим?

Конечно умолчав кое о каких — о ныне существующих обстоятельствах своего положения, рассказав вкратце свою «легенду», я произвёл — безусловно положительное впечатление о своей скромной особе. Затем, поведал о своей — якобы возникшей «проблеме»:

— Хочу вот перебраться в Нижний Новгород — где уверен, я смогу принести больше пользы для рабоче-крестьянского государства… Но, нигде меня в советские учреждения или предприятия не берут. Не подскажешь, Александр, где можно — хотя бы временно, устроиться электриком?

Если ничего не получится с «Бразье» — будь он неладен, то скорее всего — так и придётся сделать. Поэтому, этот разговор в любом случае лишним не будет.

— Даже и не знаю чем тебе помочь, Серафим…

Голованов перебрал с десяток вариантов — даже с его точки зрения не подходящих для меня.

Поговорили ещё о кое-о чём малозначительном, в комнатушке заваленной всяческим электротехническим хламом, для меня представляющих острый исторический интерес: бухты провода в тканевой оболочке, фарфоровые изоляторы, эбонитовые выключатели, лампы накаливания с угольными нитями… Инструменты и средства защиты — пассатижи, отвёртки с деревянными лакированными ручками, диэлектрический коврик, резиновые перчатки, чёрная изолента… Даже, зачем-то противогаз образца Первой мировой войны.

Очень интересно!

Как в музее истории электротехники — я только головой и успевал вертеть, рассматривая такие раритеты.

Наконец, Голованов посмотрев в окно, начал собираться и, сделав мне жест рукой «на выход»:

— Однако, пора мне домой — уже вечереет! Извини, Серафим, что ничем не смог тебе помочь…

С грустью вздохнув, я выхожу из каморки.

— Да, конечно — я понимаю… Тяжёлое время для молодого пролетарского государства… Разруха, безработица, уличная преступность… Не разрешишь ли остановиться у тебя на недельку, Александр?

Тот, аж опешил от неожиданности и, моей наглости:

— «Остановиться»⁈

— Ну, да! Где-то же надо пристроиться на ночлег, а кроме тебя — я никого в Нижнем не знаю.

Вижу — смущён и растерян! После такого «душевного» разговора, просто так взять и «послать» человека в пешее эротическое «путешествие» — это надо быть конкретно отмороженным. Поэтому, этот детина только промямлил:

— Извини, конечно — но условия у меня стеснённые…

Широко, со всей приязнью улыбаюсь:

— Да, ты шибко не беспокойся: мне только ночевать, а днём я буду искать работу. Как только найду — тотчас съеду. Ну, а если не найду, возвращусь к себе в волость.

— Ещё раз — извини, но я с мамой живу и, она…

— Так я же — не задаром! — раскрываю вещмешок и показываю его содержимое.

Глаза Голованова несколько расширились:

— Что это?

— Это то — что ты видишь: САМОГОН!!! «Квартплата», то бишь…

— Тише… — он оглядывается по сторонам и затем берёт меня решительно за руку, — пошли, товарищ!

* * *

Долго ли, коротко, за разговорами пришли на улицу Большая Покровская, судя по табличкам на домах. Где-то неподалёку слышались пароходные гудки, стало быть — близко пристань.

Голованов заводит меня в небольшой, но довольно прилично выглядевший дом с небольшим ухоженным фруктовым садиком и огородиком.

Познакомив меня со своей матерью — аккуратно, опрятно одетой, интеллигентно выглядевшей женщиной лет сорок-сорок пять, он:

— Мама, это мой товарищ — он поживёт у нас неделю… Не возражаешь?

— Ну, раз это твой хорошо знакомый… — сначала несколько неуверенно произнесла Вера Ивановна, затем я ей приязненно улыбнулся и все сомнения в моей личности у неё разом дематериализовались, — конечно, пусть поживёт!

Сказав на скаку, что скоро вернётся, Александр подхватывает мой вещмешок с «квартплатой» и, куда-то исчезает.

Когда он часа черед полтора вернулся, мы с его маменькой уже крепко подружились и вовсю распевали дуэтом «Землянку» под её пианино. Увидев сына, она с лёгкой укоризной:

— Саша! Почему ты сразу мне не сказал, что Серафим Фёдорович — поэт?

— Да, какой там «поэт», Вера Ивановна… — потупившись, скромничал я, — я же говорил: был у меня в роте один красноармеец — Марк Бернес, вот тот — поэт! Да, погиб он от белопанской пули близ Вильно, а мне его тетрадка досталось.

По глазам вижу, она мне не верит:

— «Ну, что ж — 'Марк Бернес» будет Вам неплохим псевдонимом. А ещё что-нибудь… Хихихи! Из «тетрадочки»?

— «Жди меня и я вернусь, — вздохнув продекламировал я, — только очень жди…».

— Подождите, Серафим, я сейчас аккорды подберу… — играет на пианино, — вот так хорошо будет, как Вы считаете?

— Хм… Я думаю, лучше будет вот так…

Напеваю хорошо мне знакомую мелодию.

Хотел растопить холодок её недоверия — и вот что получилось. Видать у всех нас — попаданцев, одна судьба… Но, Высоцкого — вы от меня не дождётесь, достопочтимые предки! Уж больно я Владимира Семёновича уважаю.

— Мама! Я вот продуктов нам принёс, — дико на меня глядя, протягивает вещмешок Голованов, — мясо, хлеб, масло…

Конечно, такому могучему организму положенного чоновского пайка мало — на том и строился весь мой расчёт.

* * *

На следующее утро, ранним утром вернувшись к «родственнику», я построил во дворе своих — трезвых «как стёклышко», «агентов».

«Да… Видон у них! С такими оборванцами, только возле церкви попрошайничать, а не краской на рынке банковать».

Пригляделся ещё раз к рожам и, выбрав те что попроще:

— Вы трое переоденьтесь в гражданское — будете изображать из себя торговцев краской. Афанасьеву же и Гаврилову, одеть самое лучшее обмундирование и быть при оружие со мной.

Конечно же, не забыл раздать им «треугольнички».

Сам я переоделся в «кожаное», тщательнейшим образом отгуталинил и начистил до глянцевого лоска сапоги, приколол на петлицы «кубики», а на «новую» фуражку — красную звезду.

Где-то с час потребовался на сборы, затем подъехала заранее заказанная ломовая телега, трое «барыг» погрузили бидоны с краской и выехали на рынок. Я же на «лихаче» с двумя агентами — «при