Правда о «золотом веке» Екатерины - Андрей Буровский

И во всем, что сопутствует военной жизни. Что это за дворянин, который не знает знаков различий, не распознает по мундиру положение военного в армии любого из немецких и европейских государств, не умеет проводить разводы, командовать ротой и полком, не умеет ходить ни строевым, ни церемониальным, ни «гусиным», ни маршевым шагом, не различает построения в линию и построения в плотное каре?!

Наследник герцога Голштинского учится ружейным приемам и маршировке, ходит на разводы и дежурства, слушает музыку военного оркестра и принимает участие в офицерских пирушках. Отец сам просил, чтобы его отрока никак не выделяли из других, и Карл Петер Ульрих несет тяготы военной службы, бегает по поручениям, набивает трубки своим воспитателям так же, как и сыновья других дворян Шлезвиг–Гольштейна (и чьи родители, как видно, не имеют ничего против превращения своих детей в солдафонов).

Может быть, в этом и не было бы особого вреда, не сделайся военная служба и все её, в том числе и чисто формальные стороны, единственным и исключительным интересом Карла Петра Ульриха. Называя вещи своими именами, его никогда не учили совершенно ничему иному. Он не знает ни истории, ни географии, ни физики, ни механики… никаких наук, ни точных, ни гуманитарных. Он не знает иностранных языков. Он не только не начитан в любой области литературы, но он плохо умеет читать даже на своем родном немецком языке. Само существование художественной литературы ему не. очень понятно. Об изобразительном искусстве он не имеет никакого представления, и оно его совершенно не интересует. Музыка? Карл Петер Ульрих обожает военные оркестры, во время их игры улыбается, по лицу его расплывается блаженство и он притопывает ногой в такт. Любые другие виды музыкального искусства Карлу Петеру Ульриху неизвестны и неинтересны (трудно сказать, что в большей степени).

Более того — и к роли монарха его совершенно не готовят. Карл Петер Ульрих не умеет и не хочет править. Он не любит ритуалов, без которых невозможна монархия: все эти допущения к руке, любезные улыбки, мастерское владение своим лицом, умение строить политические союзы и группировки. Он не знает ни современной политики и отношений тогдашних государств друг с другом, ни истории, из которой, в конечном счете, рождается сегодняшнее состояние дел. Он не понимает, что такое политическая группировка и политическая партия, какой расклад сил господствует в Швеции, Российской империи или хотя бы Шлезвиг–Гольштейне, что надо делать, чтобы его не нарушить и как можно его использовать. Он не знает экономики, не понимает законов движения капиталов, товаров и населения, не способен не только просчитать, но даже понять, как отзовутся на международной или внутренней политике те или иные потрясения на бирже или крупный неурожай. Одним словом, его просто страшно представить себе на троне.

За время пребывания Карла Петера Ульриха в Голштинии известна только одна попытка научить его хоть чему–то, напрямую не связанному с армией. Произошло это после смерти отца, когда Карл Петер Ульрих воспитывается в доме своего дяди по отцу, лютеранского епископа Адольфа Эйтенского. В 1751 году этот человек стал шведским королем… Но вообще–то шведским королем должен был стать как раз Карл Петер Ульрих! Ему, кстати, и был предложен шведский престол первому. К тому времени Карл Петер Ульрих уже был перекрещен в православие и был царевичем, великим князем Петром Федоровичем, официально провозглашенным наследником престола Российской империи. Стать шведским королем он уже не мог, и им стал его дядя, Адольф Эйтенский.

Мне очень трудно предположить, что Адольф Эйтенский мог ожидать заранее, что препятствие между ним и шведским престолом в лице его племянника исчезнет само собой… А коли так, то мне еще труднее не связать жестокость смиренного служителя божьего Адольфа к собственному племяннику и его собственные амбиции.. Именно в эти три года, которые Карл Петер Ульрих провел в Голштинии, в доме своего милого дядюшки с голубой кровью (уществует старое европейское поверье, что у представителей царствующих семей кровь не красного, а голубого, аристократического цвета), мальчика множество раз ставили коленями на горох, причем на такой большой срок, что колени у него краснели и распухали, и он потом с трудом мог ходить.

Тогда же его дядька фон Брюмер в наказание вешал ему на шею вырезанного из картона осла или привязывал к столу и всем входившим в комнату объяснял, за какие проступки наказывает воспитанника.

Тогда же его начали учить богословию и латинскому языку. Богословию учил придворный пастор Хоземан, который в свое время и крестил Карла Петера Ульриха, а латыни — ректор латинской школы города Киля, некий господин Юль. Карл Петер Ульрих ненавидел и презирал господина Юля и вспоминал его даже незадолго до гибели, уже императором Российской империи. Что касается латинского языка, то Карл Петер Ульрих ненавидел его звучание, книги на латинском языке и запрещал покупать их и держать в дворцовой библиотеке.

Я совершенно убежден, что школа господина Юля была самым лучшим способом отвратить маленького принца Карла Петера Ульриха от всякого учения и вообще от всего интеллектуального.

Впрочем, шагистика, парады, разводы, военные оркестры,

Воловьих шкур унылый треск

И прусских дудок писк мышиный

[54, С. 11]

— всего этого хватало и в доме дядюшки Адольфа.

Чем можно объяснить поведение дядюшки? Отсутствием любви к племяннику, это понятно. Завистью к будущему шведскому королю — тоже противно, но понятно. Тупостью малокультурного, злобного протестантского попа, считающего чуть ли не предначертанием свыше вбивать латынь и богословие в детей? Это очевиднее всего.

Но очень часто мне кажется, что была тут и ещё одна сторона… Дело в том, что Карл Петер Ульрих был плюс ко всему еще и очень болезненным ребенком. Он был тщедушен, хил, легко простужался, часто чувствовал себя скверно, легко и быстро уставал. Такого подростка не очень трудно довести до совершенно естественной, казалось бы, смерти, если обращаться с ним достаточно скверно и сделать его как можно более несчастным.

Предупреждаю читателя — это мое предположение решительно ни на чем не основывается, кроме характеров и взаимных отношений действующих лиц. Очень может быть, мои подозрения беспочвенны, и ограниченности и природной тупости вполне достаточно для объяснения действий принца Адольфа. Но право же, трудно не поделиться с читателем сомнениями такого рода — очень уж много для них оснований.

Во всяком случае, и в эти годы армия остается для Карла Петера Ульриха кумиром, а служба и почитание службы — образом жизни. В семь лет его делают унтер–офицером, а спустя три года производят в секунд–лейтенанты. Этот день Карл Петер Ульрих считал самым значительным и самым счастливым в своей жизни — даже будучи императором и главнокомандующим русской армии. А самым страшным наказанием было для него не стояние на горохе и не розги господина Юля, а запрещение смотреть воинский парад. В виде самого страшного наказания мальчика запирали в комнате, а нижнюю часть окна с садистской аккуратностью заклеивали бумагой, чтобы нельзя было видеть происходящего на площади.