Правда о «золотом веке» Екатерины - Андрей Буровский

Презрение к православию, к традициям России, к стране, народу и языку легко простить иноземному наемнику или голштинскому принцу — в конце концов, не обязан он нас любить. Труднее простить эти качества наследнику уже не голштинского, а русского престола. Как же будет править Россией тот, кто её презирает?!

К тому же и на самого терпимого человека обладал Пётр Федорович не вполне императорскими качествами. Не только «дрессировка собак» и «игра на трубе» настораживали и пугали. Был наследничек лжив и трусоват.

Трусоват в полном смысле этого слова — боялся пушечной и даже ружейной пальбы, особенно близкой. То есть все его увлечение армией было увлечением не убийством все–таки, не насилием, а мундирами, музыкой, согласным движением колонн: парадами и церемониальными маршами. Безобидное увлечение: в том смысле, что представить его вторгающимся в соседнюю страну, руководящим сражениями было уже невозможно.

Тем более он никогда не ходил на медвежью охоту и вообще на охоту на крупного, опасного зверя. Стрелял он хорошо и развлечения ради сбивал ласточек, порхавших вокруг дворца.

Был случай, когда Пётр Федорович ни за какие коврижки не соглашался подойти к ручному медведю: притом что зверь сидел на цепи, и многие придворные подходили, давали ему хлеба. Пётр Федорович не смог заставить себя подойти к медведю.

И каково же было недоумение одних, скрытый восторг других, ядовитая насмешка третьих, когда Петр начинал рассказывать о своем участии в сражениях голштинской армии — от начала до конца придуманных. Бедный пацан попросту врал, пытаясь создать биографию, которой хотел бы обладать.

Опять же — очень легко пожалеть мальчика. У педагога такое поведение вызывает не раж уличения, а желание как раз оторвать парня от напыщенного дурака Брюмера, послать любимыми словами Петра Федоровича его дядюшку, даром что шведский король, и дать ему то, в чем он нуждается больше всего, — воспитателя типа Якова Штелина, добрую умную тетку (в полном подчинении у Штелина) и постепенное включение в умную работу, дающую возможность строить себя, свою личность.

Другой вопрос: годится ли в императоры настолько жалкий, закомплексованный человек?!

Но, может быть, самое главное, самое опасное, что нёс в себе Петр Федорович, — это культ Карла XII и Фридриха II Прусского.

Культ Карла XII и Фридриха II Прусского всосан… впрочем, Карл Петер Ульрих материнского молока не знал, да и не было этого культа у русской принцессы Анны Петровны. Но немецкие вояки, особенно вояки из дворян, обожали этих двух королей, и Карл Петер Ульрих старательно перенял их наклонности, ни в чем не отступившись от традиций Голштинии и прочих малых государств Германии.

Хорошо хоть Карл XII давно покойник и никак не сможет воспользоваться обожанием Петра Федоровича. Но о Фридрихе II этого никак не скажешь, и склонности племянника императрицы в любой момент могут обернуться серьезной опасностью.

Если хочешь основать династию, надо женить наследника престола… Объявив «милого Петрушу» наследником, тетка последовательно стала искать ему жену. Казалось бы, что проще? Ну, найди ты ему какую–нибудь славную Машеньку Трубецкую, Танечку Милославскую или Катеньку Долгорукую. В конце концов, стать императрицей многим лестно, семья царских родственников стеной встанет у трона. А среди Машенек и Катенек не так трудно найти существо и неглупое, и ласковое, и готовое быть преданным.

«Брать на жалость» — не самый благородный способ общения с дамами, но всякая вменяемая девица, узнав подробности судьбы Петруши, сироты с рождения, воспитанного тупыми и жестокими болванами, оросила бы слезами подушку и если и не влюбилась бы, то уж во всяком случае проявила бы большой интерес. И уж, конечно, многое простила бы искалеченному наследнику престола.

Не исключаю, что для многих, в том числе и для самой Елизаветы, это был очень даже неплохой вариант. Но такое простое решение вопроса наталкивалось на два препятствия…

Во–первых, в стране еще очень хорошо помнили, как сталкивались у трона могущественные кланы Милославских, Стрешневых, Лопухиных; Нарышкиных, ставших родственниками царя, как жадно хватали они должности, чины, аренды, откупа, любые возможности набить мошну. Возвращаться к этому не хотелось, тем более в эпоху, когда Табель о рангах создавала (в XVIII веке «табель» было слово женского рода) хотя бы иллюзию стабильности, общих стартовых возможностей для дворянства, возможности преодолеть эгоизм отдельных семей.

Во–вторых, императоры Российской империи вовсе не чувствовали себя ровней своим подданным. Интересное дело, но в эпоху, когда царь Московии почти что обожествлялся, он вполне мог жениться на девице не только из знатного рода, но и на худородной. Стрешневы и Нарышкины были вовсе не из верхних слоев общества, не из аристократии. Важнее происхождения невесты было её православие.

Для императоров гораздо важнее православия стало как раз происхождение невесты. Они, императоры, чай, царствующие особы! Им не подобает жениться на девицах, чьи папы и дедушки не отполировали трон… штанами (вот вы ждали, что я произнесу совсем другое слово? А я вот обману ваши ожидания и произнесу вполне приличное!). Если потомки Петра и не стремились связать свою династию со всей Европой родственными отношениями, то традиция брать невест из германских князей очень им пришлась по душе. Тем более большая часть этих владетельных князей — голь перекатная, вынужденная экономить на еде и одежде, а сами княжества по большей части — совершенно ничтожные и по площади, и по числу подданных, и по своим материальным ценностям.

Жениться на французской или английской принцессе пока русским императорам «не светит» — не отдадут им принцессу из сильного централизованного государства. А вот принцессы из германских княжеств, полуголодные и диковатые — это самое то! Эти сами готовы танцевать хоть менуэт, хоть канкан, лишь бы попасть в русские царицы.

Как выражается плохо воспитанная княжна Елена Гагарина, они «сидят на своих престолах голыми ж…пами», и право же, прелестная княжна не так уж далека от истины в своих смачных предположениях.

И Елизавета, не успев заполучить любимого племянника Петрушу, начинает искать ему «подходящую» германскую невесту.

Бестужев хочет выдать за Петра Федоровича Марианну, принцессу Саксонии, дочь польского короля Августа III. Тогда может образоваться союз между морскими державами, Швецией или Англией, и Саксонией, Австрией и Российской империей. Этот союз остановит рост Пруссии и усиление Франции…

Но ведь Пруссия — традиционный союзник! Союзник со времен Петра, и Елизавете Петровне очень трудно отступиться от традиций ее отца: это ведь против идеологии ее царствования! Да и Фридрих Прусский не зевает, блюдет свой интерес, говоря современным языком, изо всех сил «лоббирует» желанный для него брачный союз будущего императора со своей сестрой Ульрикой.

Но здесь становится необходимо объяснить, кто же это такой Фридрих и королем какого государства судила ему стать судьба!