Подари мне жизнь - Эдуард Резник

Мать и дочка, посмеиваясь, явились к Вольдемару, как к царю Соломону, чтобы разрешить спор. Тот, выслушав обеих, закатил глаза и задумался.

— Не может человек найти суть того, что делается под солнцем, сколько б ни трудился искать, — изрек наконец он. — А что было — то и будет, и что творилось — то и творится, и начало в конце, а конец — в начале, все же остальное тщета и ловля ветра.

Сказав это, он замолчал, сам пораженный своими словами, будто за него говорил кто-то другой. Молча переглянулись и мама с дочкой, каждая довольная ответом по-своему. А бабушка лишь вздохнула.

И вновь Костя с Джойстиком взывали к виртуальному компьютерному миру в ожидании ответов на свои сигналы о помощи. И опять над ними клубился сигаретный дым, а под ногами хрустели алюминиевые банки из-под пива.

— …Визу-то мы получили, но она туристическая, — рассуждал Костя, отвечая на предыдущий вопрос друга. — И она не дает права на бесплатное лечение.

— Пошел ответ! — воскликнул Джойстик, толкнув Костю, и сам же начал зачитывать с экрана текст: «…из вашего письма мы поняли, что к моменту приземления самолета у вас на руках еще не будет документального подтверждения статуса репатрианта».

— Ну разумеется! — проворчал Костя. — Оформление происходит в самом аэропорту.

— Тихо, не мешай. «Однако, учитывая вашу форс-мажорную ситуацию, мы пошли вам навстречу и приняли решение, что ваше устное утверждение о том, что посольство присвоило вам этот статус, является для нас достаточным, чтобы принять вашу супругу прямо с борта самолета».

— Супер! — высказал Костя — Это то, что мне надо!

— А если они позвонят в посольство и узнают, что никакого гражданства вам не дали?

— «Это — вряд ли», как говорил товарищ Сухов. Во-первых, для них это лишние хлопоты, а люди есть люди, поверили — и точка. А во-вторых, я уверен, что у них есть какой-нибудь страховой фонд, который компенсирует им неоплаченные операции.

— Разумно, — кивнул Джойстик, открывая новую банку с пивом. — Будем считать, что «таможня дает добро», как отвечал господин Верещагин, коли уж мы заехали в Педжент к Абдулле.

— Я вот что сделаю, — продолжил Костя. — Если Ольгу и Антошку примут в больницу прямо с самолета, то я останусь в аэропорту и буду мурыжить их с оформлением документов до последних сил, пока малышу не сделают операцию. Прикинусь сердечником, поваляюсь пару часов без сознания, в конце концов, изображу из себя тихого сумасшедшего, — и Костя, скривив рожу, заблеял, дергая всеми конечностями и пуская изо рта слюну.

Джойстик засмеялся, бросил ему банку пива и вновь стал читать текст:

— «По приземлении вам не обязательно расставаться со своей супругой — вы можете поехать в клинику вместе с ней, а документы оформить в следующие дни».

— Вау! — закричал Костя и даже пустился в пляс. Но танцевал он не «Хаву нагила», а почему-то «Сиртаки», что было не совсем справедливо в данной ситуации.

Джойстик весело наблюдал за ним. Потом отрезвил его резонным вопросом:

— А ты подумал, что будет потом? Ведь рано или поздно наступит момент, когда они попросят тебя вернуться в аэропорт и привезти документы, подтверждающие ваше гражданство. И что тогда?

— Плевать! — отозвался Костя. — Главное — операция. Нет, какие же все-таки гуманисты эти ваши евреи! Даже не ожидал. Обязательно схожу к Стене Плача и помолюсь Иегове.

— Яхве, — поправил Джойстик. — Впрочем, не знаю. Ты лучше уясни себе, что за это мошенничество тебе грозит тюрьма. Здесь прямое нарушение закона, обман.

— Ну и пусть! — с вызовом сказал Костя. — Ладно, тюрьма так тюрьма. Посижу немного в израильской тюрьме, все-таки не зиндан у Туркмен-баши. Там, говорят, хорошо кормят и даже можно получить образование.

— Образование получишь, — согласился Джойстик. — Научишься из рукава тузов доставать. За пять-то лет!

— Почему пять? — удивился Костя.

— А сколько ты хочешь? Меньше вряд ли дадут. Может, и десять. С аферистами у них там строго.

— Ну… тогда… — Костя на несколько секунд призадумался. Затем все так же решительно сказал: — Тогда буду сидеть десять. Пятнадцать лет, сколько получу. Ничего, выйду еще в расцвете сил. Сколько мне будет? Ну тридцать, тридцать пять. Еще вся жизнь впереди. Я даже разрешаю тебе в это время жениться на Ольге.

— Вот черт! — стукнул кулаком по «мышке» Джойстик, отчего испуганный курсор запрыгал по монитору. — Опять ты со своими шуточками! А если я действительно в это время увезу Ольгу и детей куда-нибудь… в тундру. На Чукотку, где ты нас никогда не найдешь?

— Нет, Джойстик, ты Ольгу никуда не увезешь. Ты — парень честный. А вот помогать ей придется, пока я буду в тюрьме учиться подрезать козырей.

— Послушай, ты действительно способен сесть в тюрьму, пожертвовать своей свободой ради нее?

— Ради ребенка, — поправил его Костя. — Ради сына.

Джойстик помолчал, потом тихо сказал:

— А я бы, наверное, так не смог… Мне даже в тюрьму садиться не за кого.

— Никто не знает, на что он способен, а на что — нет, — философски изрек Костя. — До тех пор, пока тебя как следует не прижмет. Читай дальше, там что-то еще написано.

— «Что касается транспорта, — продолжил Джойстик, — то мы уже заказали специальный амбуланс, который будет ждать вашу жену на летном поле у трапа самолета. Кроме того, мы будем находиться на радиосвязи с экипажем, чтобы получать информацию о том, что происходит с вашей супругой на борту. Так как ребенок, которого вы родите, может не подойти, а поиски неродственного донора в международных регистрах занимают определенное время, мы хотели бы заблаговременно запустить для него международный поиск донора».

— Мы еще не прилетели, а они уже готовы тратить на нас свои деньги! — с восторгом сказал Костя.

— «В связи с этим как можно быстрее пришлите нам результаты его эйч-эл-эй-типирования», — закончил чтение Джойстик. — Это все.

— Нет, это высший пилотаж! — произнес Константин, разводя руками. И добавил с чувством: — Какие классные ребята! Даже жалею, что сам я не родился евреем. Однако будет о чем рассказать детям в старости.

Или расскажу я, если ты останешься в тюрьме до конца жизни, — усмехнулся Джойстик.

В последующие трое суток Константин проводил в постоянных бегах и заботах. Не оставалось времени даже на то, чтобы перекусить по-человечески. Ел на ходу, как собака, то что успевал схватить. Первым делом твердо настроил Ольгу на вылет в Израиль, и чтобы она больше не морочила голову ни Гельмуту, ни себе с этой Германией.

— После операции, — сказал он, — выходи замуж за кого угодно, хоть за Нельсона Манделу, он как раз свободен…

— А я, может быть, больше ни за кого и не выйду, — ответила она в некотором раздумье.