Бутылка для Джинна - Виктор Малашенков

– Назад, – закричал я, – немедленно назад и без защитных костюмов не входить!

– Но там же люди! – прокричал в ответ один из врачей и сделал попытку проникнуть внутрь.

Хорошо, что его задержали.

Я обернулся к техникам. Они стояли кружком и спорили о количестве энергии, поглощенной кораблем и его пассажирами.

– Два скафандра – быстро сюда, – взревел я, наступая на них.

Они сломя голову бросились выполнять команду и вскоре уже помогали мне и врачу облачаться в них.

Трудно описать ощущения, возникшие у меня, когда я увидел спасателей, застигнутых в самых неожиданных местах и позах. По выражению их лиц смерть была хоть и недолгой, но очень мучительной. Это были первые жертвы в то время, когда, казалось бы, все самое страшное позади. Нелепая непредусмотрительность. Более опытных и уверенных в себе людей, чем они, я в жизни не видел. И они ошиблись, как ошибается единственный раз в своей жизни сапер.

Пока доктор осматривал тела погибших, я извлек «черный ящик» и вышел. Необходимо срочно разобраться, в чем же причина, почему такое стало возможным.

Имея практически неограниченные полномочия, я, закрывшись в командной рубке, вскрыл ящик и просмотрел записи. Вглядываясь в лица экипажа, которого уже не существовало, я прозевал момент, когда корабль попал под излучение. Такой шок получают люди, непосредственно испытавшие на себе удар неизвестности. Когда я очнулся, мне стало стыдно за себя перед погибшими товарищами. Еще раз прокрутив запись, я убедился, что они действовали правильно. Неестественно правильно, вплоть до самого конца. Они умирали без паники, выполняя свои обязанности и в меру сил пытаясь помочь коллегам.

Показания приборов расставили все точки над i. Излучатель заработал только тогда, когда разведчик приблизился достаточно близко. Все ясно, это было холодное, расчетливое убийство. Я невольно обернулся, мне почудилось, что кто-то стоит у меня за спиной. Никого. Ах, да, это моя нечистая совесть заставила меня обернуться. Эти потерянные жизни висели на моей совести, и ничего поделать было уже нельзя. Зачем я изменил маршрут, почему нужно было начинать именно с этого корабля, разве мал был выбор? Возможно, что новый материал обшивки, защищавший не только от физических излучений, но и экранировавший все известные науке поля, вплоть до психического, претерпел изменения во время полета и именно поэтому не поддался традиционному резаку? А на остальных кораблях его не было. Где же была моя голова? Лучше бы меня засадили в свое время в тюрьму, тогда совесть моя была кристально чистой, а что же делать мне сейчас, как жить дальше?

Я очнулся от сильной боли, слишком сильно сжал зубы. Эта боль меня отрезвила. Назад поворачивать было уже поздно, погибших не воскресишь. За содеянное нужно отвечать, и не только перед своей совестью, пусть решают мою судьбу люди. Я включил общую связь и объявил о собрании всего экипажа. Остановившись перед дверью, за которой слышался шум голосов моих товарищей, я прислушался. Экипаж обсуждал, как выйти из создавшегося положения, искал способы проникновения в неприступные корабли. И ни слова о том, что произошло. Мне было бы легче, если бы разносили в пух и прах мое преступное поведение. Наконец я решился и вошел. Шум прекратился. Взгляды, которых я боялся, сопровождали меня, пока я не занял свое место. Смотреть людям в глаза было невыносимо тяжело, и я с большим трудом оторвал взгляд от пола.

– В первую очередь, я хочу доложить о тех результатах, которые дало вскрытие «черного ящика». Результаты неутешительные и ошеломляющие. Я подробно рассказало том, что увидел.

В зале воцарилась мертвая тишина.

– Вывод один. Наши товарищи были убиты, и ответственность за это полностью ложится на меня. С этого момента я слагаю с себя обязанности командира и до решения моей участи на Земле считаю необходимым поместить меня под арест. Командира выберете сами. Считаю целесообразным дальнейшие действия вести только по согласованию с генералом Саммерсом. У меня все. Прошу продолжать собрание.

Я встал и вышел. Спешить мне теперь было некуда, и я медленно двинулся по направлению к своей каюте. Горько усмехнувшись, я вспомнил заезженную фразу, что от судьбы не уйдешь. С тем и вернулся я в некогда счастливое для меня помещение, где мы с Анной мечтали о нашем будущем, светлом и прекрасном. А сейчас мне хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, лишь бы ни с кем не встречаться, особенно с женой. Как она теперь будет ко мне относиться, что будет говорить, если вообще будет? А если не будет, что тогда? Что мне остается в этой жизни, кроме ощущения вины?

Дверь отворилась и вошла Анна. Я отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом. Она подошла и молча села рядом. Так мы и сидели, никто не решался начать разговор. Я не выдержал первым.

– Если ты пришла меня успокаивать, то совершенно напрасно…

– Ого. Какие мы колючие! Прямо ежик, или нет, скорее – дикобраз, – в тон мне ответила она, – совсем одичал.

Анна встала и подошла к шкафу, вытащила чистую рубашку и подала мне.

– Переоденься, не к лицу командиру появляться перед подчиненными в мокрой от пота рубашке.

– Анна, я уже не командир и мне все равно…

– Это ты для меня не командир, а люди в чем перед тобой виноваты? А я чем перед тобой провинилась, что ты выставляешь меня перед другими в таком неприглядном виде?

– Да ты-то здесь причем? – я удивленно уставился на нее.

– А ты думаешь, мне было приятно, когда экипаж упрашивал меня поговорить с тобой, чтобы ты одумался? Ты ведешь себя как маленькая девочка, а краснеть приходится мне. – Анна стояла надо мной, уперев свои маленькие кулачки в бока, и мне стало смешно.

Я громко и безудержно захохотал.

– Чего ты смеешься, кретин? – Теперь очередь удивляться была за ней.

– Действительно, кретин, – сквозь смех выдавил я и, обхватив Анну за талию, усадил ее себе на колени.

Она прильнула ко мне и запричитала:

– Генри, миленький, ну что же ты так, а? Посоветовался бы с кем-нибудь, хотя бы со мной, что ли. Ты же хороший… – она замерла, почувствовав, как я напрягся. – Что ты?

– Ничего, – сквозь зубы процедил я, но все-таки смог взять себя в руки, хотя страшно не любил, когда меня жалели. – А что ты? Начала за здравие, а кончила за упокой! Жена командира должна быть какой?

– Что ты хочешь сказать?

– Не хмурься. В первую очередь она должна быть ко всему готова, к любым неожиданностям. К тому же, что это значит, что я тебе не командир? Это бунт? – Я вытер слезы на ее щеках.

– Если ты шутишь, значит, будешь жить, – Анна облегченно вздохнула и поднялась. – Тебя ждут в кают-компании.

– Подождут, – я снова потянулся к ней.

– Прекрати, сумасшедший. Люди же волнуются, – она шутливо отбивалась, но совершенно напрасно.

Оказаться беспомощным может каждый, кем бы он ни был. Ученый, в очередной раз потерпевший неудачу, проведя многочисленные бесплодные эксперименты. Писатель, после долгих попыток не сумевший вдохнуть жизнь в свои любимые персонажи. Полководец, принесший в жертву тысячи жизней в безуспешной попытке спасти сражение. Беспомощность порождает отчаяние, а что может быть хуже отчаяния? Только…