Девочка, которую нельзя. Книга 2 - Стася Андриевская

узнал, что я нарушила обещание — для меня самой оно стало вдруг зароком того, что Игнат вернётся. И что всё будет хорошо. В конце концов, работа у него такая — ходить по краю и не таясь смотреть в лицо любой беде. И всё он правильно говорил о том, что рано или поздно все расстаются. Он просто говорил честно, по-мужски и по-взрослому. И может, именно потому он раз за разом и выбирается из жутких переделок, что не строит иллюзий?

Но я не он. Я хочу верить в то, что ночь всегда сменяется рассветом, и не встречи заканчиваются разлуками, а наоборот — разлуки встречами.

Его скорое возвращение я почуяла ещё утром восьмого дня. Накатило вдруг такое беспокойство, от которого места не находилось и всё валилось из рук. Но оно было светлое, радостное. И я, словно сказочная царевна, просидела весь день у окна, а когда в синих сумерках на тропинке у дальних сосен показался знакомый силуэт на лыжах, выскочила к нему — как была в одних шерстяных носках, не успев даже накинуть бушлат. Скакала по сугробам, будто заяц, высоко поднимая ноги, увязая и падая, а Игнат, как нарочно остановился поодаль и лишь смеялся, широко открывая руки мне навстречу…

С того раза и началось. Игнат уходил ещё, оставляя меня то всего на пару дней, то аж дней на девять, а я ждала и привыкала к этому странному, знакомому, но каждый раз новому чувству веры в то, что всё будет хорошо.

Вернувшись однажды из очередной отлучки, Игнат спросил:

— Помнишь мужика того? Магницкого?

От неожиданности я виновато отвела взгляд. До сих пор было стыдно.

— Ну да. А что?

— Нашлась жена его, представляешь? Через полгода. Там такая история, хоть кино снимай! Шпионский триллер.

— А она… — сердце тревожно заныло, — живая?

— А то! И очень даже беременная. Только без памяти. Вообще ничего не помнит. Какая-то замороченная амнезия, то ли от травмы, то ли психическое. Словом, Доку подфартило. Он всегда любил такие задачки.

— Почему Док? Он же не занимается гражданскими?

— Да там… — осёкся, помолчал. — Не важно, короче. На днях пошлю твоему дорогому Магницкому видеопризнание. Даст Бог, жена оправится, и он сможет показать его ей. — Снова помолчал. Вздохнул. — А ещё, мы возвращаемся в люди, Слав.

Я замерла от неожиданности и только сейчас заметила, что и Игнат явно чем-то озабочен, но старается не подавать виду.

— В смысле… Как возвращаемся? Куда?!

— Ну, думаю, в какой-нибудь большой город, где есть конюшня и академия для лошадиных докторов. Если ты не передумала, конечно. А если передумала, решай сама куда хочешь.

Он говорил нарочито небрежно, но я-то видела — в глазах его снова та самая тоска. Дикая-дикая, настолько острая, что он даже словно избегал встречаться со мной взглядами. В груди непонятно запекло.

— А как же Жагровские? — словно утопающий за соломинку, ухватилась я за самое, казалось бы, ужасное, но неожиданно единственное, в чём можно искать спасения. — А контора твоя? Они же за тобой охотятся!

— Больше нет. Я всё разрулил.

Врал. Я видела это, но не понимала в чём именно, а поэтому ничего не могла предъявить по существу. Просто до дикого, ледяного ужаса, сосущего под ложечкой, чувствовала, что возвращаться нельзя.

— А давай останемся здесь? — Тянула улыбку, старалась выглядеть вдохновлённой и лёгкой, но в горле уже перехватывало. — Ну правда, тебе же нравится, я же вижу! Охота, лес, лыжи, — говорила и всё больше впадала в панику. — А там что, ну подумаешь, город. Тем более, что нам и скрываться теперь не от кого. Игнат, ну пожалуйста! Давай останемся! Здесь, только ты и я! Ну пожалуйста!

Я бы, наверное, и заистерила, если бы Игнат не сжал меня в объятиях.

— Чшш… Ну чего ты? Ну всё же хорошо! Я и так здесь, ты здесь, мы вместе. Тебе по привычке страшно, я знаю, но бояться больше нечего. Нужно просто сделать вдох и идти дальше. Поначалу тебе будет неуютно жить открыто, под настоящим именем, но это временно. Потом освоишься, в институт поступишь, или куда там ещё. Куда захочешь…

— А ты? — перебила я, — Ты где будешь?!

— Рядом, где же ещё, — зарываясь лицом в волосы, жал он меня так сильно, что становилось трудно дышать. — Я же обещал, что пока жив — не оставлю тебя.

— Да иди ты! — вырвалась я, заглядывая ему в лицо, но почти ничего не видя. Глаза горели слезами. — Что за оговорочки вечные, про «если останусь в живых»? Какого хрена происходит, Игнат?!

А он… рассмеялся вдруг. Так легко и непринуждённо, как умеет только он, и как десятки раз записано в моём диктофоне.

— Так вот ты о чём! Глупыш, да я же просто про жизнь. Просто о том, что ничто не вечно. Но я с тобой, вот он, хочешь — пощупай! И перестань грузиться, а то как-то… У нас с тобой новая жизнь начинается, а ты в соплях, ну?

— У нас? — всхлипнула я.

— Ну конечно! Думаешь, мне не хочется бросить якорь? Да я об этом больше всего мечтаю! Я же всё это время смотрел на тебя и примерял, какая ты хозяйка будешь, какая любовница. И меня всё устраивает на миллион процентов! Ну ни хрена себе, Слав, я этот джек-пот у самого Коломойца из-под носа увёл, а ты в сопли! Ну-у-у… — ласково потрепал меня по щекам. — Кончай сырость разводить, дурочка. — И подхватил вдруг на плечо: — И вообще, предлагаю отметить свободу горизонтально!

Однако секс всё равно был какой-то не такой. Словно ни я, ни Игнат не могли собраться, вернее — расслабиться, и в конечном итоге, я просто просимулировала бурный оргазм. Впрочем, и Игнат смог кончить только после долгого минета. И тут же сполз с кровати, хотя обычно любил поваляться.

— Поставлю воду греться. Или баньку раскочегарить?

— Угм-му-уум, — невнятно мурлыкнула я, изображая негу.

Игнат, смеясь, шлёпнул меня по заднице и ушёл. Я тут же вскочила, проверяя, закрыл ли он за собой дверь. Сердце колотилось в решительном порыве, а за щекой терпко припекало то самое ценное, что было у меня сейчас — запрещённый приём… и призрачный шанс удержать Игната любой ценой.

Вернулась в кровать и, сплюнув сперму на пальцы, ввела их в себя. Разогретая долгим сексом, влажная горячая плоть поддавалась охотно, позволяя проникать максимально глубоко. Не было ни страшно, ни стыдно. Вернее, страшновато всё-таки было — но только от мысли, что ничего не получится.

В «люди» мы вернулись через