Москва и Россия в эпоху Петра I - Михаил Вострышев

– А я, – сказал князь встретившемуся ему смотрителю, – ехал мимо тюрьмы и вспомнил про колодника, что призывал порукою угодника Николая. Срок данной ему отлучки окончился. Вернулся ли он?

– Да, ваша светлость, – отвечал смотритель, – поразительный пример. Он вернулся в срок и снова в тюрьме.

– Похвально! – воскликнул князь. – Сегодня же увижу царя и расскажу ему об этом редком случае.

На другой день колодную тюрьму неожиданно облетела весть, что поутру приезжал царский посланец и увез арестанта во дворец. А когда тот возвратился, все с нетерпением спрашивали, что говорил ему царь-батюшка.

– Наш государь, – отвечал арестант, – сам пожелал узнать о моем поступке, за который я заточен. Потом, милостиво выслушав мое признание, сказал, что сокращает мое заточение до меньших размеров.

Тут арестант перекрестился и с чувством добавил:

– Слава чудотворцу Николаю, который в трудную минуту помог мне побороть мое искушение.

И в скором времени арестант получил свободу.

И. Бабанин

1

Редко бывал так гневен старый Сила Иванович Курослепов, как в эти дни 1723 года, когда предстояли торжества по случаю возвращения царя Петра из персидского похода. Надеялся, что хоть забудет его на этот раз царь Петр Алексеевич – император, как теперь по-иноземному величают его. Да куда тут! Разве он забудет. Как же!..

Курослепов жил по старине, и молодая новая жизнь, что кипела вокруг него, казалась ему дикой и неправославной. Царь Петр уважал Курослепова за его честность, прямоту, за былую ратную доблесть, и хотя и приказал ему платить налог за бороду, но разрешил носить старинную одежду и сохранил ему звание ближнего боярина. Курослепов был стар и упрям. Он объявил, что ему поздно меняться и начинать новую жизнь.

Когда царь строил Петербург и приказал всем знатным людям поставить себе там дома, Курослепов, чтобы не положить порухи на свою боярскую честь, закатил себе на Фонтанке такие хоромы, что сам царь расцеловал его. Но Курослепов сейчас же отпросился опять на Москву, в свое родное гнездо, где, кажется, чуть ли не с Ивана III все оставалось то же. Царь махнул рукой и отпустил его.

Во время великой Северной войны старый боярин по мере сил помогал царю и отдал ему едва ли не половину веками накопленного богатства.

Последний раз боярин был в ненавистном Петербурге в октябре 1721 года, на праздновании мира со шведом. Хотя отплевывался, глядя на заморские танцы и «машкерадные скверны», но все же был искренно умилен, и с таким чувством пил за здоровье великого государя, что с каждого обеда и ассамблеи его осторожно выводили под руки и клали в возок. Были и некоторые недоразумения при этом… Как-то он побранился с князем Долгоруким и, несмотря на свою старость, порядочно оттузил князя. Что-то в этом роде было у него и с Ромодановским. Но, слава Богу, все свары кончались доброй попойкой.

Курослепов вернулся в Москву и зажил по-прежнему.

2

Так прошло больше году. Курослепов мирно поживал. Единственной заботой его была судьба его дочки Настеньки. Крепко думал над этим старик. Настеньке пошел уже восемнадцатый год. Пора бы и замуж, да по нынешним временам, где найти подходящего жениха?.. Всю молодежь забрал царь и обасурманил ее.

– Охо-хо! – вздыхал старый боярин. – Почто, Боже, наказуешь меня?

И вот, к довершению его огорчений, 18 декабря из персидского похода торжественно вступил в Москву царь Петр. Ожидался ряд празднеств по случаю счастливого возвращения царя. Двор жил в Москве уже давно, но никому не было дела до старого боярина, о нем никто и не вспоминал.

А теперь – крышка. От Петра Алексеевича не схоронишься.

И действительно, на второй же день праздника к Курослепову пожаловал царский денщик, молодой Измайлов, и передал боярину приказ беспременно быть сегодня на машкераде у князя Меншикова.

Взмолился старый боярин, а Измайлов одно твердит: добром не пойдешь, силком приведут; да еще, чтобы и дочку привез, да в затейном наряде. Того царица требует.

Положим, насчет дочери Измайлов взял грех на душу. О дочери и помину не было, да сам-то он поглядел сегодня, подъезжая, как в саду боярышня с дворовыми девками на салазках каталась.

Тут уже совсем обомлел Сила Иваныч. Дочь! Да еще в затейливом наряде!

Посланец уехал, но долго еще старый боярин тяжело шагал по комнате и вслух сердито приговаривал:

– На машкерадную скверну в затейном костюме! Басурманы!

Наконец он приказал позвать дочь.

Через несколько минут явилась Настенька. Щеки ее горели от мороза и от волнения, черные глаза весело блестели (она тоже заметила статного офицера).

Увидя, что отец гневен, она робко потупила глаза и остановилась.

– Вот что, Настасья, царь приказал ехать сейчас к Данилычу на машкерад, да чтобы ты беспременно была в затейном костюме.

– Ась?

Настенька и оробела, и обрадовалась. Чем-то сказочным казались ей все эти придворные забавы, о которых она слышала от девушек и от отцовских слуг, ездивших в Петербург. И жутко ей было, как это она вдруг явится среди таких красавиц, которые и одеты-то иначе, и танцы всякие знают.

– Как изволите, батюшка. А что это за наряд такой затейный? – уже совсем робко произнесла Настенька.

– А это, – вышел из себя Курослепов, – значит, что кто рылом не взял, напяль на себя всякую мерзость, хоть эфиопкой, индейкой, турчанкой… Не нравится – иди монахиней, не хочешь этого – будь коровой. Сын-то Ромодановского волком нарядился. А я сказал старику: «Не в отца пошел, потому волк от осла не родится». Ну, он меня – в шею, я его – за бороду…

– А я как же? – со слезами на глазах прервала Настенька увлекшегося воспоминаниями отца.

– А ты… Вот тебе сказ. Надень, что в праздник побогаче надеваешь… Вот тебе и затейный наряд. Теперь им он в диковину будет. Рты, чай, разинут. Обасурманились ведь.

Настенька вышла со слезами на глазах. Она видела, как теперь одеваются. Ей было обидно явиться, словно на смех, среди людей, уже позабывших наряды недавней старины.

3

В первый раз в жизни увидела Настенька такое роскошное убранство комнат, бархатные стулья невиданного фасона, зеркала в золотых рамах до самого потолка. Бесчисленное множество свечей в причудливых серебряных и золотых подсвечниках.

Перед ней тянулся ряд просторных зал. Какие-то странные люди в непонятных костюмах толпились вокруг нее. Но многие были и в обыкновенных модных нарядах. Это, кто не имел про запас костюма и не успел его сделать.

Она была ослеплена, оглушена и беспомощно озиралась вокруг.

Сила Иванович сразу покинул ее, успев уже узнать у какого-то арапа, где пьют.

Но вдруг, к своему великому счастью, Настенька увидела целую группу женщин, одетых, как и она. Эти женщины окружали высокую женщину, одетую в древний наряд царицы. Это была княгиня Ромодановская.