Мифы Туринской плащаницы - Евгения Грановская

Старик повернулся к девушке и прищурил желтые морщинистые веки.

– Вы Евгения Гранович? – негромко сказал он. – Я о вас наслышан. Позвольте представиться – Яков Григорьевич Блюмкин.

Лицо Жени вытянулось от удивления.

– Вы? – недоверчиво проговорила она. – Блюмкин? Но вас ведь расстреляли семьдесят лет назад!

Старик улыбнулся:

– И тем не менее я жив. Пока жив, – добавил он и перевел взгляд на Рашидова.

– Что ты намерен делать? – сухо поинтересовался Фарук Маратович.

– Остановить тебя, – ответил старик.

Рашидов покачал головой:

– Ты не можешь. Я ждал этого дня много лет. Я потратил половину своего состояния, чтобы сделать этот день возможным!

– Моего, – грубо и презрительно проговорил старик Блюмкин. – Моего состояния! Будь проклят тот день, когда я отдал тебе все, что имею. Ты обманул меня, Фарук!

– Ты знал, на что идешь, когда подписывал бумаги.

Бесцветные водянистые глаза старика вспыхнули, как два куска льда.

– Возможно, ты прав, – сказал он. – Но теперь это не имеет значения. Все кончено, сынок. Сейчас я прикажу Костолому разбить твои колбы и пробирки и уничтожить генетический материал.

– Ты не сделаешь этого! – выкрикнул Рашидов. – Не сделаешь!

Старик усмехнулся и мягко поинтересовался:

– И кто мне помешает?

– Я! – ответил ему высокий голос.

Костолом быстро обернулся, но в то же мгновение тонкая стальная нить впилась ему в горло. Костолом покачнулся, захрипел и попытался схватиться пальцами за нить. Раздался противный свистяще-лязгающий звук – голова Костолома отделилась от плеч, с глухим стуком упала на бетонный пол и покатилась по этому полу, как голова библейского гиганта Олоферна.

Стройная девушка в черном плаще и белом платке-хиджабе отбросила окровавленную проволоку, презрительно посмотрела на голову Костолома и отшвырнула ее от себя носком ботинка.

– Фатима! – облегченно выдохнул Рашидов. Лицо его просияло. Но на смену радости тут же пришло недовольство. – Где ты была так долго? Почему позволила им войти?

– Ты сам велел мне обойти дом, – спокойно ответила девушка. – Я не заметила, как они вошли.

Рашидов досадливо поморщился.

– Ладно, что случилось, то случилось. – Он повернулся к генетикам и зычно объявил: – Господа, пора продолжить работу! У нас мало времени!

Генетики, тихо переговариваясь и испуганно косясь на бородатую голову, валявшуюся в углу зала, вернулись к своим рабочим местам. Фатима посмотрела на распятого на хирургическом столе дьякона, снова повернулась к Рашидову и коротко спросила:

– Он останется жить?

– Кто? А, ты про дьякона. – Рашидов пожал плечами. – Не знаю, я еще не решил.

– Он должен умереть, – сказала Фатима сухо. – Он все знает и расскажет. Он должен умереть.

– Ты уже пыталась его убить, – напомнил Фарук Маратович. – Тогда, в ресторане. И не смогла. Пусть пока полежит, а я придумаю, что с ним сделать. Приглядывай за стариком. Он очень хитер.

Старик Блюмкин стоял посреди лаборатории, опершись на трость, и мрачно смотрел на сына.

– Фарук, подумай еще раз, – хрипло и жалобно попросил он. – Еще есть время остановиться. Ты хочешь произвести на свет чудовище!

– Чушь, – презрительно обронил Рашидов. В глазах антрополога заплясали дьявольские огоньки. – Я обеспечу ЕМУ второе пришествие! – торжественно проговорил он. – Благодаря мне сбудется величайшее пророчество! И ты мне не помешаешь, старик.

Блюмкин хрипло вздохнул и, отставив трость, тяжело опустился на пол. Рашидов отвернулся от него и направился к генетикам. Прохаживаясь вдоль лабораторных столов, он то и дело поглядывал на часы и вполголоса поторапливал ученых. Впрочем, те и без его замечаний работали с удвоенным усердием. Движения их были быстрыми и точными, голоса звучали звонко и взволнованно. Это были движения и голоса людей, одержимых своей работой, вложивших в нее всю свою душу.

Фатима посмотрела на Рашидова, затем перевела взгляд на Женю и усмехнулась сухими тонкими губами. Затем быстро подошла к ней и достала из кармана скотч.

– Что ты собираешься…

Договорить Евгения не успела. Кусок скотча плотно заклеил ей губы. Осталось только мычать, что Женя и проделала, но без особого успеха. Фатима пристально посмотрела ей в глаза и проговорила тихим ледяным голосом:

– Я убью твоего друга. А ты будешь смотреть.

Она выпрямилась и быстро зашагала к хирургическому столу, на котором лежал отец Андрей. Генетики уже взяли у дьякона кровь и срезы кожи и оставили его в покое.

Фатима остановилась возле стола и бросила взгляд на Рашидова. Тот был целиком поглощен работой. Она быстро что-то вытащила из кармана плаща. Лезвие ножа ярко сверкнуло в свете операционной лампы. Фатима склонилась над дьяконом и приставила лезвие ножа к его горлу.

Женя застонала и забилась на полу. Фатима обернулась и посмотрела на нее торжествующим взглядом.

– Смотри, – проговорила она одними губами. – Сейчас он умрет. И ты это увидишь.

Фатима повернулась к дьякону и надавила на рукоять ножа, вонзая лезвие ему в горло.

Все, что произошло дальше, Женя видела как бы в замедленном кино. Она видела, как мотнулась в сторону голова Фатимы, пробитая пулей, как один из генетиков, держа в руке дымящийся пистолет, сбил с ног Рашидова, и тот плавно, как при подводной съемке, упал на пол. Увидела, как в комнату ворвались люди в черных бронежилетах и черных шлемах, как один из них, перерезав ремни, стягивающие запястья дьякона, поднял его со стола, а другой бросился к Жене… Все это слилось в какое-то жуткое, тягучее действо.

Она видела, как медленно раскрывается рот спецназовца, и поняла, что он что-то кричит ей в лицо. Крайнее напряжение сил дало о себе знать, и едва лица Жени коснулась рука спасителя, как она потеряла сознание.

– Евгения! Евгения, вы меня слышите? Младший лейтенант Гранович, немедленно откройте глаза!

Женя сделала над собой усилие и открыла глаза. Морщинистое широкое лицо склонившегося над ней человека она узнала сразу.

– Товарищ полковник… – пролепетала Женя.

Полковник Жук улыбнулся.

– Ну, вот, – радостно сказал он. – С ней все в порядке. А вы говорите – шок.

Полковник помог ей приподняться и сесть. Евгения посмотрела на суетящихся в комнате людей, на капитана Соловьева, тащившего за шиворот антрополога Рашидова к выходу, и перевела изумленный взгляд на полковника Жука.

– Что случилось?

– То, что и должно было случиться, – улыбнулся полковник Жук. – Зло наказано, а добро, как и полагается, восторжествовало.