Роковое зелье - Елена Арсеньева

«Главная новость сего дня, ваше преосвященство, состоит втом, что дозволено барону Шафирову, близкому соратнику Петра Первого, приехатьиз ссылки в столицу и целовать руку царя. Эта новость очень существенная,потому что он открытый враг Остермана, который делал все возможное, чтобыудалить его в ссылку. И так как теперь Шафиров возвращается в милость противволи Остермана, то ясно, что это сделали враги Остермана, чтобы мало-помалуввести Шафирова в министерство и погубить Остермана, который очень встревожен,о чем я слышал от Хакоба Кейта, нашего общего приятеля. Кейт, кстати,познакомился и с Шафировым, и тот говорил ему лично буквально третьего дня, чтов непродолжительном времени он будет восстановлен в своем достоинстве. Кейтопасается, что это правда, и огорчен, потому что сблизился с Остерманом. Онинепрестанно встречаются, причем с ними короток также камердинер его величестваЛопухин, тот самый, который некогда удостоился большой немилости покойнойвеликой княжны. Любопытно наблюдать, как Кейт, коего я сам представилОстерману, сделался его близким другом, оттерев меня!

Впрочем, я по-прежнему очень хорош с вице-канцлером, но безтой публичности, которую придал своему отношению к нему наш друг Хакоб. Правослово, каждый норовит действовать лишь в собственных интересах, а способыдействия не всегда хороши! Здесь есть немало людей, даже и между иностраннымиминистрами, которые хотят унизить меня по ненависти к нашему союзу с Московией;и хотя я с того времени, как нахожусь здесь, только что не выбрасывал деньги изокна, они исподтишка распускают слух, что я нищий. Русские тоже так подлы, что,хотя и видят противное, верят этим слухам, и это приводит меня в отчаяние. Аведь здесь все стоит дороже глаза, и нельзя надивиться здешнему тщеславию вкостюмах; здешние магнаты каждый праздник надевают новый костюм.

* * *

Всем известно, что союзники Ганновера смотрят на русскогоцаря как на одну из лучших опор Венского союза, и поэтому будут старатьсядовести его до невозможности быть полезным своим союзникам; и нет сомнений, чтодля этой цели англичане пускают в ход свои деньги.

Англия может иметь одну из двух дурных целей: или охладитьРоссию и отвлечь ее от нашего союза, или, видя ее твердою в принятых на себяобязательствах, действовать своими деньгами так, чтобы царь остался в Москве,бросил свой флот и свои новые завоевания, возвратившись к старым правиламРоссии и, следовательно, сделавшись бесполезным для своих союзников, преждевсего Вены и Мадрида.

Впрочем, какова бы ни была цель англичан, каков бы ни былуспех их подземных работ, верно то, что несколько дней назад один из министровВерховного совета сказал мне публично, что для России гораздо выгоднее дружбаангличан, чем австрийского императора и испанского короля, и русская нация изторговли с Англией может извлечь громадный интерес.

Вообще должен сказать вам, что русские – народ самый хитрыйи лукавый, какой только есть в мире. Они никогда не предлагают никакого дела,но с ловкостью расставляют сети так, чтобы предложение шло со стороныиностранного министра, который с ними трактует;и если при том заметят, что импредлагают вещи, которых предлагающий желает сильно, они заставляют его умолятьих. Поэтому и с ними нужно поступать точно таким же образом, если желательнозавлечь их на какое-нибудь предложение. Да и тут трудно заставить их, чтобы онисами стали что-нибудь предлагать, потому что это правило здешнего министерства:никогда не предлагать ничего иностранным министрам. Если русские возьмут себе вголову, что король наш желает с нетерпением их союза, они будут ждать, пока ябуду выпрашивать у них трактат!

Я задумал в связи с этим составить для вручения царюпамятную записку в таких выражениях, которые всего бы лучше убедили его царскоевеличество, как важно возвращение столицы и двора в Петербург. Я намеренпередать эту записку через фаворита, а в ней сказать, что возвращение сиеполезно и царю, и монархии. И дому Долгоруких. Царю – для здоровья, монархии –потому что его величество лично будет видеть завоевания своего деда и свойфлот, который может погибнуть, если двор долгое время будет оставаться вМоскве; наконец, дому Долгоруких – потому что (чего не дай Бог!), есливоспоследует какое-нибудь несчастье с царем, они все погибли, так как ненавистьнарода к этому дому такова, что в Москве он наверняка передушит их всех; нослучись это роковое несчастье в Петербурге, они не рискуют так, ибо народ тамвовсе не настолько силен. Фаворит одобрил все мои речи и обещал мне сделать всевозможное, чтобы убедить царя возвратиться в Петербург.

Молю Бога, чтобы первое приказание, которое я получу от вас,было приказание выезжать отсюда и, во всяком случае, возвратиться к моей беднойфамилии, в разлуке с коей я провел два года. Мой секретарь Хуан Каскос такжежаждет возвращения в отечество, особенно учитывая, сколько хлопот у нас вызвалановая болезнь дона Монтойя, избитого туземцами. Он все еще не оправился.Состояние его осложнилось открывшейся раной, а также лихорадкой, котораяраспространилась в Москве. Последние четыре дня жители этой столицы больше чемна треть больны лихорадкой с кашлем, так что в редком доме нет больных.Уверяют, что причина этой болезни есть ветер и непостояннейшая погода;случаются дни, когда бывает шесть-восемь перемен от дождя до снега, страшноговетра и солнечной ясности.

Даже его царское величество на несколько дней слег в постельпо причине лихорадки; но вскоре он почувствовал себя лучше и выехал на охоту всопровождении, как обычно, Долгоруких.

Кстати, я узнал, что граф Вратислав очень ревнует меня, чтоя имею частые конференции с бароном Остерманом и фаворитом. Не принимая вовниманиетого, что я нахожусь в искренней дружбе и хороших отношениях с этимиминистрами, он взял себе в голову, что я хлопочу здесь в пользу короля Иакова ичто будто бы мне поручена здесь покупка кораблей.

Как бы я желал, чтобы это было правдой! Но очень скоро флотрусский перестанет существовать».

Даше отчего-то редко снились сны. Еще раньше, дома, братИлья, обожавший наутро пересказывать свои смешные и причудливые сновидения,смеялся над нею и поглядывал свысока. Но матушка, которая любила эту своюмолчаливую, замкнутую дочку, пожалуй, больше всех других детей, как-то разсердито прервала его насмешки и пояснила: просто Данькина душа ночьюстранствует в таких дальних далях (ведь сон это не что иное, как странствиедуши!), что, пока возвращается обратно, успевает по пути забыть все, с неюприключившееся. А может статься, с нее кто-то зарок берет: молчать, ничего нерассказывать, а то не пустят ее снова в те волшебные царства-королевства, гдеей так нравится пребывать!