Роковое зелье - Елена Арсеньева

Даша с тех пор успокоилась – и даже огорчалась, когда утроммогла все-таки вспомнить сон. Почему-то так уж выходило, что запоминались они ккаким-то неприятностям. Скажем, увидится ей веселый игривый котенок, которыйтак и ластится, так и вьется вокруг ног, – наверняка жди какой-то гадостиот жизни. Матушка говорила, что если страшный сон кому-нибудь сразу пересказать,то он не успеет сбыться. Накануне того дня, как домой воротился осиротелыйВолчок, Даше приснился клубок змей, но она забыла рассказать об этом брату. Сонсбылся, да как страшно…

Вот и нынче она проснулась вся в холодном поту от ужаса,первым делом подумав, что надо свой сон непременно и поскорее кому-торассказать, потому что, если он сбудется, Даше уж лучше не жить на свете!

Снилось ей, будто идут они вдвоем с Алексом по широкойулице, такой нарядной и многолюдной, какой Даше видеть еще не приходилось. Домакругом каменные, в несколько ярусов, и разноцветные, словно нарочновыкрашенные. Сама улица не камнем вымощенная, а гладкая-гладкая, как бы земляубитая под ногами, но это не земля, потому что Дашины каблучки звонко цокают поней: цок да цок, цок да цок!

Идут Даша с Алексом рука об руку, друг на дружку не глядят,но все равно – Дашино сердце так и трепещет от счастья, что он рядом, что можнов любое мгновение повернуть голову, посмотреть на него, словечко молвить, а тои до руки его дотронуться.

Проезжают экипажи, народищу нарядного, словно на балразодетого, – не счесть сколько. Кругом лоточники ходят, выхваляя свойтовар, и громче всех, бойчее всех кричит один, который продает личины, коинадеваются при маскерадах. Тут у него маски и с петушиными клювами, и согромными, смешными носами, и с усами да с бородой. А есть маски небольшие,черные, ладненькие, из бархата пошитые, да еще и блестками усыпанные. Как раздля дам. Лоточник держит в руках зеркало и выхваляет свой товар.

Остановились Даша с Алексом и ну выбирать ей маску. То однуприложит она к лицу, то другую, лоточник подсовывает зеркало – поглядеться, азачем ей зеркало, когда она видит свое отражение в глазах Алекса, и такой светв этих глазах, такая нежность, такая любовь, что у Даши сердце заходится отсчастья.

И вдруг…

Вдруг из-за Дашиного плеча высунулась мужская рука,сжимающая длинный тонкий нож, и ткнула острием в горло Алекса, как раз туда,где бьется жилка.

Ткнула – и отдернулась так быстро, что Даша только и успелаувидеть широкое запястье, поросшее густыми волосами, какими-то слишком чернымина смугло-бледной коже, и браслет, охвативший это запястье. Браслет былзолотой, узкий, блестящий плотно пригнанными друг к другу чешуйками.

Больше Даша ничего не видела, потому что не моглаобернуться. Одной рукой она поддерживала медленно оседающего Алекса, а другойпыталась зажать рану на его горле, откуда фонтанчиком била кровь. Тот человек,убийца, мог нанести следующий удар ей в спину, однако Даша не думала об этом.Она смотрела, смотрела, смотрела, как меркнет свет в широко открытых глазахАлекса, как уходит его взор от ее взора… как он сам уходит от нее, и судорогиболи скручивали ее тело, словно это она умирала, она, а не Алекс!

Она вскинулась в постели – и какое-то мгновение не могладышать от слез. Смотрела по сторонам невидящими глазами, чувствуя, как озяблимокрые щеки. И подушка тоже была мокра.

Даша поднесла к лицу руки, недоверчиво огляделарастопыренные пальцы. Странно – они чисты, белы, а ведь казалось, еще влажны открови Алекса.

Нет, руки не окровавлены. Она лежит в своей спальне вГоренках, имении Долгоруких, в этой низенькой уютной комнате со сводчатымипотолками и живописью на стенах. Да это был только сон… Боже мой, всего лишьморок ночной, призрак кошмарный. Однако до чего же приблизился он к яви! Дашинотело все еще болит, его так и ломит от тех судорог, которые скручивали его вэтом страшном сне.

Она со стоном распрямилась. Такое чувство, что ее били.Плечи, грудь, ноги – ни до чего не дотронуться, не повернуться. Особенно ноги вчреслах болят, нутро огнем жжет.

Даша резко села, испуганная странным ощущением. Боже ты мой,да не пришли ли во сне ее месячные дни? Если так, это случилось раньше времени,потому что последние миновали всего две недели назад.

Внезапно ее пробрал озноб, и Даша зябко обхватила себя заплечи. Что такое?.. Почему она раздета? Где любимая, княжной Екатеринойподаренная сорочка с кружевом по подолу, так похожим на связанное матушкой, спетушками и крестиками? А это… а это что, Господи?!

Даша сидела в постели и недоверчиво ощупывала себятрясущимися руками. Это ее тело? Почему оно все покрыто синяками, словно ночныемороки не только томили ей сердце и туманили голову, но и щипали, кусали, мялисвоими когтистыми лапами до крови?

Именно что до крови! Она с ужасом оглядывала свои чресла,изнутри покрытые пятнами засохшей крови и подтеками какой-то слизи. Запахпоказался ей чужим, ужасным.

Полно, да она ли это? Не подменила ли ее во сне силанечистая?!

Не помня себя, Даша сорвалась с постели, но тотчас согнуласьот боли, которая так и резанула изнутри низ живота. Все же нашла силы добрестидо стола, на котором стояло большое трехстворчатое зеркало, при утреннем зыбкомполусвете попыталась разглядеть свое отражение.

Вроде бы она, не подмененная. Ее глаза, ее лицо, только дочего же усталое, неживое, измученное! Губы вспухли, искусаны до крови. И… онапобелела, схватилась руками за стол, чтобы не упасть. Сине-багровое пятно нашее – чуть ниже уха, как раз там, где бьется голубая жилка…

Мо́роки во сне сосали из нее кровь? Остались следызубов – ей хотели перегрызть горло?

В новом приступе ужаса Даша еще раз оглядела себя, как вдругшатнулась и рухнула на колени, согнулась в три погибели, закрыла голову руками.Ужалила разум страшная догадка – ужалила, как змея. Ночью… ночью кто-товорвался в эту комнату и, воспользовавшись тем, что Даша крепко спит…

Кто-то снасильничал ее? Надругался?

Насилу поднялась, доковыляла до постели. Откинула одеяло,уставилась недоверчиво на льняные простыни.

Чистые, белые. Ни пятнышка на них. Как же этак быть могло,чтобы только меж бедер остались следы ночного злодейства, а на простынях –никакого следа? Или всю кровь впитала в себя рубашка – ее сняли с Даши иунесли, чтобы она не увидела крови, не поняла, что случилось с ней?

Хриплый смешок разорвал ей гортань. Не поняла?! Да развеможно чего-то не понять, найдя кровь и слизь на своем теле, глядя на эти жуткиеследы укусов и поцелуев озверелого от похоти…

Кого?