Я в степени N - Александр Староверов

– Чего, – спросил меня знакомый охранник, – вернулись твои буржуи? Вроде не проезжал никто…

– Вернулись. Вернее, и не уезжали, просто телефон баба забыла включить.

– О, шлюхи их – это вообще песня… Раскатывают на крутых тачках, воздушные все такие… Насосали, суки… Ладно, ты в какой дом-то? Семьдесят четвертый, говоришь? Сейчас позвоню…

Он позвонил, сказал, что «Газель» мебель подвезла, удивленно выслушал ответ и протянул мне трубку:

– Слышь, мужик, они говорят, что не заказывали… Ты поговори с ними. Может, ошибка какая.

Я взял телефон и услышал родное щебетание Аньки:

– Але, здравствуйте, вы, наверное, ошиблись, мы не ждем мебели, но вы не волнуйтесь. Скорее всего, это к соседям, к Леночке Завьяловой, мы с ней подруги, и номера телефонные у нас похожи, путаем часто, ха-ха-ха, вы не волнуйтесь, я сейчас ей позвоню, и все выяснится, буквально одну минуточку…

Анька не знала, с кем беседует, и я услышал ее прежнюю – расслабленную, веселую, счастливую. Давно я ее такой не слышал, лет семь… Закрыл глаза, прижал трубку к уху и слушал. Как будто хорошо все у нас, ничего не произошло, не случилось, просто приехал я с работы на нашу просторную деревянную дачу под Клином и решил разыграть любимую и любящую меня женушку. Обман был сладок, разогревшийся телефон ласкового грел ухо, и так не хотелось отрывать его от себя… Как солнышко от себя отрывать… Но пришлось.

Анька закончила щебетать, и я хрипло выдавил из своих прокуренных глубин два слова:

– Это я.

Даже тишина в трубке изменилась. А потом сухой, официальный голос произнес:

– Ты что творишь? Это что за клоунада? Какая, к черту, мебель? И почему на «Газели»?

– А на чем, Ань? Был у меня джип когда-то, да весь вышел. Ты, наверное, взяла?

– Взяла, чего ему ржаветь во дворе? На нем водитель Славочку в школу возит. Ты в курсе, что твой сын в первый класс пошел?

– В курсе. Ладно, ты скажи, чтобы пропустили. Неудобно как-то на проходной отношения выяснять.

– А бросить нас было удобно? А не позвонить за полгода ни разу – удобно?

– Мне уехать?

В трубке послышался приглушенный шепот и обрывки фраз: «на «Газели»… неадекватный… но Славка ждет… истерика будет… и так будет… пустить… надо пустить…» С хахалем своим советовалась. Интеллигентные люди, твою мать! О ребенке заботятся. О моем ребенке…

– По мне – уезжай, – наконец сквозь шепот проклюнулся Анькин голос, – век бы тебя не видела, но сын ждет, не хочется его еще больше травмировать. Дай телефон охраннику – скажу, чтобы пропустили.

Я передал трубку, и меня пропустили. Как в рай въехал. Широкие дороги, мощенные дорогой плиткой, живописное озерцо с гранитной набережной посередине поселка, красивые изогнутые средневековые фонари на тротуарах. А дома… не дома – дворцы, поместья, не чета нашей убогой деревянной избенке под Клином. А я еще думал, что живем мы с Анькой хорошо…. Вот что такое хорошо!

На мгновение в голове мелькнула трусливая, подлая мыслишка: «Может, уехать отсюда, пока не поздно? Ведь лучше же детям будет без меня, в этом красивом, аккуратном месте. Забудут, не вспомнят, прирастут к сладкой, благообразной жизни корнями. Зачем им я? Здесь такие, как я, только мебель развозят или садовниками работают».

Я уже совсем было решил развернуться, но вспомнил Анькины слова о ждущем сыне и подъехал к высоким раздвижным под мореный дуб воротам дома.

На крыльце не моего дома меня встречала моя бывшая жена со своим новым хахалем Сережей. Странное ощущение. Сюрреалистическое. Вот ее новая жизнь, новый дом и новый муж. А ведь мы с ней двадцать лет прожили, и была у нас общая жизнь, общие дети и общий дом. А сейчас у нее все новое и с кем-то другим общее. Только я старый.

Чтобы окончательно не загрустить, я сосредоточился на Сереже. Красивый мужик, высокий, не старый еще, и слово «хахаль» ему очень подходит. В смысле, холеный и правильный какой-то, основательный хахаль, ха-ха-ха. Вот мясо бывает, халяль, высокого качества, выращенное под надзором строгих служителей ислама. Так же и он. Не придерешься. Да, у Аньки всегда был хороший вкус, непонятно только почему за меня замуж вышла.

Подошел, поздоровался, пожал Сереже руку. Опять странное ощущение. Он этой рукой ее… ей… Подавил ощущение. Я ведь не за этим здесь, перегорело у нас с Анькой всё давно. Я сына хочу увидеть. А он меня.

Прошли в шикарную, с теплым мраморным полом гостиную, сели в мягкие, резные с золотом кресла за накрытый стол. Я оробел, слишком обстановка торжественная, что ли. И тут я, в первой попавшейся одежонке, небритый, с грязью под ногтями, приехавший на «Газели». Большие люди, занимаются большими делами, а что я здесь делаю и почему моя Анька среди них? Нет, не моя уже… Сережа был ласков, разыгрывал из себя демократа, подливал морс из хрустального графина, обращался ко мне на «ты», как к сантехнику, зашедшему в богатый дом устранить протечку дерьма, как к работяге. А я и есть работяга и всю жизнь им был. Угадал он.

Славку не выводили, я боялся спросить, где он. Эти люди явно сильнее меня, спрошу – и испорчу чего-нибудь, не выведут. Ели, пили, Анька больше молчала, Сережа расспрашивал меня о войне на Донбассе. «Ходоки у Ленина», народ пришел в гости к доброму, интеллигентному барину – рассказать о тяжелой народной доле.

Неосознанно, не желая ерничать, а просто потому что сама ситуация меня к этому подталкивала, я начал копировать простонародную манеру в представлении страшно далекой от народа образованной части общества. То и дело ввинчивал в речь словечки вроде «ёкарный бабай» и «едрить твою в корень», под конец даже начал почему-то окать.

– Да он над тобой издевается! – завопила почуявшая неладное Анька.

– Ты чего, серьезно, Вить? – удивился хозяин дома. – Не надо, я же с тобой по-человечески.

– Вас как по батюшке величать? – спросил я его, перейдя на «вы».

– Николаевич…

– Так вот, любезнейший Сергей Николаевич, – сказал я, взбешенный его «по-человечески», – соблаговолите включить орган, управляющий вашей центральной нервной системой, то есть будьте так добры немного подумать. Если бы я хотел оскорбить вас, то снял бы свои панталоны, присел на ваш замечательный, барочного стиля стол, расслабился и запустил бы процесс, благородно зовущийся дефекацией… екарный бабай.

Я помолчал, наслаждаясь наступившей шоковой паузой, а потом добавил:

– Славку позови, едрить тя в корень!

Анька вскочила из-за стола с перекошенным лицом. Сережа стал пунцовым. «Сейчас вышвырнут, – подумал я, – дурак, почему не сдержался, теперь сына не покажут…»

В последний момент новый хахаль моей жены удержал Аньку за руку, усадил ее в кресло и, с видимым усилием улыбнувшись, сказал:

– Смешно. Вы простите меня, Виктор, что я так с вами… Бес, что называется, попутал. Вообще-то я снобизмом особенно не страдаю. Конечно, сейчас позову.