Тот, кто назначен судьбой - Татьяна Алюшина

– Да какие генетики?! – тоже повысила голос Стешка, заведясь не на шутку. – У них как ни открытие, так всегда все крайний случай! Нашли какой-то там ген, и все пропало. Караул! Они тебе такого наговорят, что остается только завернуться в простыню и ползти на кладбище, потому что жизнь теперь уже точно заканчивается! У нас ген обнаружили! Кого ты слушаешь! Насколько я помню, то, о чем ты говоришь, называется вовсе не ген алкоголизма. Ученые нашли ген, отвечающий за стрессоустойчивость, и если ее уровень низкий, то это обуславливает большую вероятность того, что человек склонен к разного рода зависимостям. Просто таким образом он пытается понизить свою склонность к стрессу и подавить страх – через алкоголь и табак, наркотики и пристрастие к еде. Извини, но найти профессию, более подверженную стрессам, чем твоя, сложно, тебе не кажется? Так что можно считать, что экспериментальным жизненным путем ты уже доказал полное отсутствие у себя этого гена.

– Да какая разница, есть он у меня или его нет, – завелся Саргин. – Главное, что я носитель и могу передать его детям. К тому же избивают родных, как правило, те, кто сам подвергался в детстве насилию. Это как кодировка в голове. Понимаешь?

– Вот именно! – спорила Стешка. – Огромное количество людей бухает, не имея никакой склонности к этому, и такая же часть не бухает, имея физиологическую расположенность к алкоголю. Модель поведения формируется в семье, и человек, вырастая, пытается ее повторить! Но ты своим волевым решением и нестандартным поведением сломал все модели, стереотипы и все правила жизни и семьи. Ты как чистый лист, и только от тебя зависит, какую семью ты будешь выстраивать! Вот ведь твоя Катя тоже не знала, что такое нормальная семья, но смогла же ее создать и стать счастливой женой и матерью.

– У ее родственников не было такой патологии. Ты не представляешь, какое это животное скотство и грязь! – отпустил себя, позволив прорваться эмоциям, Тимофей.

– А что, у тебя прослеживалась сильная тяга к спиртному? И ты на зароке живешь? – активно сопротивлялась его аргументам Стеша.

– Нет. Тяги никогда не испытывал, – признался Тимофей. – Хотя зарок в восемь лет себе дал.

– Ты же лучше всех знаешь, что такое зависимость от алкоголя, – вразумляла его Стешка. – Никакие зароки, уговоры и медицинская помощь не работают: это сильней человека, важнее его жизни и смерти. Человек перестает быть личностью вообще, и вместо него есть только постоянное жгучее желание и тяга. Ты когда-нибудь чего-нибудь так желал?

– Нет, – холодно ответил он.

– Тебе сорок лет, и если за всю свою жизнь ты ни разу не испытывал патологической жажды выпить или наркоманить, то этого уже никогда и не случится. Ты же это понимаешь?

– Знаешь, я видел такие странные вещи, – вдруг жестко заговорил Саргин, – когда почтенный мужик в одночасье меняется и вырезает всю свою семью, сев на иглу после одного укола. Когда богатый чувак за полдня спускает всю свою жизнь в унитаз, перепив в казино. И еще много всякого дерьма. Так что не надо мне говорить, что если я до сих пор не бухаю, то уже ничего и не случится! Я не собираюсь рисковать! Особенно тобой, если ты хотела именно это услышать!

– Я хотела услышать, – заявила Стешка, – твое предложение выйти за тебя замуж! И надеюсь его еще получить! Все это чушь, Саргин! Твой негативный опыт и чушь! – И вдруг она успокоилась в момент, взяла бокал, сделала пару глотков, поставила его на стол и продолжила: – Я думаю, дело вовсе не в генах и дурной наследственности. Просто этот предлог – удобная ширма, за которой скрывается главное: ты боишься создавать семью. Ты привык во всем, что делаешь, быть лучшим, самым крутым профи, лидером, всегда знающим, что и как надо делать. Но ты совершенно не знаешь, что такое нормальная семья и как ее строить. И ты боишься, что не справишься и не оправдаешь возложенных на тебя надежд и ожиданий близких людей. А знаешь что? – спросила она и вдруг наклонилась над столом. – Я тоже понятия не имею, что такое нормальная семья. Мне, может, и полегче, чем тебе, я все-таки видела отношения бабушки с дедом, да и бабуля с нами жила, но это не то. Я понятия не имею, что такое мама и как она должна вести себя с детьми и мужем, как родители любят друг друга, обнимаются, целуются, решают сообща семейные проблемы. Я этого ни фига не знаю! И так же, как и ты, чистый лист. Мне самой придется учиться и вырабатывать семейные навыки. Но знаешь еще что? – И Стеша придвинулась еще ближе к нему. – Я не боюсь рисковать и пробовать, потому что буду не одна. Мы вместе, а с тобой мне ничего не страшно, я это еще в той избушке поняла.

Он смотрел на нее, смотрел, затем неожиданно улыбнулся совершенно потрясающей сексуальной улыбкой и спросил:

– Стешь, ты меня что, соблазняешь, что ли? – и кивнул подбородком на ее грудь.

Стешка резко опустила голову, посмотрев на себя, и обнаружила, что в той позе, в которой она оказалась, его взору открылась практически вся ее грудь.

– Конечно, – выпрямившись на стуле, призналась девушка. – Ты единственный мужчина, который подарил мне невероятные ощущения, с которым я голову теряю. Разумеется, я тебя хочу и соблазняю.

Он снял с колен льняную салфетку, небрежно кинул ее на стол, быстрым красивым движением поднялся со стула, в один шаг оказался возле Стеши, протянул ей ладонь и, когда она опустила на нее свою руку, поддержал, поднимая со стула, и, заглянув ей в лицо, признался совершенно убойным сексуальным полушепотом:

– Тебе не надо стараться, ты соблазняешь меня даже во сне, – и, медленно наклонившись к ней, поцеловал.

Сначала осторожно, только коснувшись губ, и вдруг, в одно мгновение сильно прижав ее к себе, углубил свой поцелуй, превратив его в некое чувственное приключение, испытание, сразу же лишившее Степаниду какого-либо разума.

Все! Она была уже вся там – в его объятиях, в его поцелуях, в их взаимном великом стремлении друг к другу. И они оба, забыв обо всем и отринув любые недопонимания и препятствия, творили свое чудо для двоих.

И он снова никак не мог ею насытиться и все ласкал, доводя до полуобморочного состояния.

А потом они долго лежали молча, переплетаясь руками-ногами, и, так и не заговорив, снова окунулись в чувственность, долго-долго целуясь и начав все сначала…

Они не спали большую часть ночи. Практически не разговаривая и ничего не обсуждая больше, оба решив, что в эту зону любви они не внесут ничего разрушительного и не позволят вторгнутся разногласиям, оберегая ее хрупкость и необыкновенность, и только шептали друг другу какие-то жаркие слова.

Утром Стешка проспала и подскочила только на четвертый сигнал будильника, уже разрывавшегося бодрой мелодией на смартфоне.

– Я опаздываю!! О господи! – и быстро, благодарно поцеловав Саргина в губы, побежала в ванную комнату, прокричав по дороге: – Пожалуйста, свари мне кофе, если тебе не трудно!

Ему было не трудно, а почему-то даже в удовольствие. Натянув домашние шорты и форменную майку без рукавов, Саргин сварил кофе на двоих, выложил на тарелку хлебцы из пророщенных зерен, поставил на стол перетертые орехи, залитые медом, и сыр. Он испытывал странные чувства – что-то непонятное светлое и теплое в душе. Радость какую-то и ощущение глобальной правильности происходящего.