Три правила ангела - Катерина Снежинская

– Динь-динь, мне тогда и десяти не исполнилось! Мать мне дала пощечину за то, что я испугался, заплакал.

– Ах пощёчину, – усмехнулась Элиза. – Бедолага. Соболезную.

– Мама, – негромко позвал Макс.

– Извини, – Хозяйка, наконец, отвернулась от Юлия Александровича. – Но есть вещи, которые простить невозможно.

– В общем, вот так драгоценности и попали в семью Сапуновых, – очень ловко и ненавязчиво подытожила Ленка. – Я так понимаю, после войны и потом тоже… э-эм… накопленное тратилось не очень активно, ведь просто так продать украшения было сложно.

– Но возможно, было бы желание, – заверил её Петров. – Сложнее деньги потратить, ибо особо не на что.

– Господи, какой ужас! – Элиза Анатольевна схватилась ладонями за щёки, как в дурной мелодраме, а вот побледнела она вполне реалистично, до синевы под глазами. – Макс, твой отец… Те украшения, которые он дарил! Алексей говорил, что их достаёт Юлик, что у него связи. Выходит, они тоже оттуда, из Ленинграда?

– Динь-динь, ну что за трагедии на ровном месте? – Престарелый красавец устало прикрыл глаза рукой. – У меня на самом деле всегда были связи и те времена не исключение.

– Ещё ваша матушка служила фрейлиной при императрице, – напомнил, фыркнув, Макс, – а вовсе никакой не продавщицей. И именно от неё вам в наследство достались редкие раритеты. Как же, слышали и не раз.

– Одно другому не мешает, – мудро улыбнулся Юлий Александрович из-под ладони, которую с лица так и не убрал. – В советские времена графини нередко становились поломойками.

– А то, – прицыкнул Петров, – только вот по времени не сходится. Она фрейлиной то в младенчестве заделалась? Сколько ей в сорок втором исполнилось? Шестьдесят? Восемьдесят?

– По-моему, мальчик мой, ты переходишь все границы. И откровенно говоря, это не твоё дело. Но коли уж пошёл такой разговор, отвечу на выпад. Я никогда не говорил, что наследство оставила моя мать, так другие решили. При Её Величестве имела честь служить её матушка, то есть моя бабушка.

– Да хорош заливать! – гаркнул вдруг Михал Сергеич, для весомости саданув себя кулаком по колену. – А то я таких не видал, что ли? Помню, у нас в горкоме тоже хмырь служил, сам весь партийный-распартийный, как положено. Да только все знали, что он из бывших. В квартире у него кровати со шкафами, картины, книги, чисто в музее. Мол, отец белогвардеец и вроде как граф. А потом-то правда всё едино всплыла, скупал по дешёвке старьё у бабок с дедками и за своё выдавал. Отец же у него на «Машстали» всю жизнь болванки точил, да там и помер. Самогону с карбидом перепил.

– Что вы себе позволяете? – с лёгкой брезгливостью поинтересовался Юлий Александрович.

– Да, в общем, это и неважно, – снова встряла Ленка, которой было немножко страшновато, но и дико интересно. И ещё немножко обидно, ведь она сама до всего догадалась, а тут другие куда-то не туда урулить норовят, вот и приходится вожжи подтягивать, возвращать, значит, на дорогу, которая Старообрядцевой нужна. – Главное, индийские алмазы у Сапуновых сохранились. И вот однажды их увидела внучка и очень ей драгоценности понравились. Да, Степашка?

– Чего? – надула губку заскучавшая и отвлекшаяся было певичка.

– Ничего, – отмахнулась от неё Ленка. – Это я к тому, что отношения между внучкой и дедушкой простыми не назовёшь, Юлий Александрович сначала был очень недоволен её родителями, кто-то за кого-то там неправильно замуж вышел. Или женился? Я не помню. Да и Лёля пошла не в деда, вела себя неправильно, а вести правильно никак не хотела.

– Ты-то откуда знаешь? – скривилась вышеупомянутая Лёля. – То же мне, мисс Пуаро нашлась. Ей наболтали, а она уши развесила.

– Мисс звали Марпл, а про деда ты мне сама рассказала, – с энтузиазмом возразила Старообрядцева. Лена хотела было продолжить, но призадумалась, обкусывая ноготь. – Хотя, конечно, могла и наврать, – решила, наконец, – но зачем? И это тоже не так уж важно. Драгоценности ты у деда всё-таки спёрла и сделала с них копии, верно?

– Я до сих пор не понимаю, зачем это было нужно делать, – проворчал престарелый красавец.

– А что мне, в стекляшках ходить? – возмутилась певица. – Я какая-никакая, но всё-таки звезда.

– Скорее звездень, – буркнул Макс. – В итоге-то всё равно стекляшки.

– Стекляшки стекляшкам рознь, – Степашка глянула на Петрова с извечным женским превосходством из разряда «чтобы ты понимал!»

– Тщеславие – один из любимых грехов дьявола, – чуть заметно улыбнулась госпожа Петрова, разглаживая полу шубки.

– От этого кому-то плохо стало? – оскорбилась красотка.

– Стало, – решительно кивнула Ленка. – Твоему деду. Элиза Анатольевна очень расстроилась, когда узнала украшения, начала выяснить, откуда они взялись и пригрозила, что расскажет правду. Сказала, что у неё есть документы и фотографии.

– Чёрт! – Макс сдернул очки, с силой растерев двумя пальцами переносицу, – до меня дошло. Если б история на самом деле всплыла, репутации бы вашей каюк пришёл, так, Юлий Александрович? А, заодно, и карьере. Всё-таки политик, радеющий о ветеранах, мать которого хлебом за золотишко приторговывала, выглядит бледновато. Да и липовый аристократ в председателях дворянского собрания – это как-то не очень.

– Ну мы же не в Америке, Макс, – развёл руками Юлий. – Не всё так трагично.

– Не в Америке, факт, – кивнул Петров. – Но и на малых родинах нынче белые пальто в моде, а грязное бельишко стараются подальше упрятать. Скандал мог бы выйти знатным. Оно вам надо?

– Не надо, – снова встряла Ленка. – Поэтому он и привёл на юбилей Элизы Анатольевны внучку. Хотел, чтобы она с тобой… ну, закрутила, – Старообрядцева для наглядности повращала рукой, – и добыла фотографии с документами. Наверное, это ещё и в воспитательных целях было. Что-то вроде: «Сама заварила, сама и расхлёбывай!»

– А это-то ты откуда взяла? – окрысилась Степашка.

– Так опять же ты рассказала, когда из туалета подруге звонила. Сказала, что привёл тебя Жулик. Юлий-Юлик-Жулик. Ты так дедушку в детстве звала, да? И про Макса доложила. Наверное, чтобы никто не удивился, зачем он тебе понадобился. Он же по твоим меркам не слишком уж богатый, добыча так себе.

– Лен, а ты не думала, что иногда можно и промолчать? – пробухтел Петров, снова растирая переносицу.

– А что? – испугалась Старообрядцева.

– Ничего, – замученным конём мотнул головой Макс. – Значит, маму никто не травил? И то хлеб.

– Травили! – обрадовала его Ленка. – Только это другая история. Не совсем другая, но в общем… Короче говоря, Степашка когда-то училась в медицинском колледже. Её туда дедушка пристроил, чтобы исправилась.

– А это тоже она тебе рассказала? – хмуро спросил Юлий Александрович.

– Ага, – кивнула Старообрядцева.

– Идиотка, – вынес вердикт ласковый дедуля.