Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала - Герман Романов

Федорович с Ходукиным молчали, их сотрясала дрожь. Какая уж тут дискуссия, если от созерцания множества трупов чешских солдат тошнота к горлу подступила, а в глазах морских офицеров ни капли жалости или интереса, а одна только лютая злоба. Тирбах сокрушенно покачал головой, глядя на этих пламенных революционеров.

— Этих «товарищей» доставить к поручику Насонову в контрразведку. Солдат под конвоем направить в их казармы, там их превосходительство живо в чувство приведет и научит сапоги чистить и на свежую голову надевать, — Петр вспомнил одно из странных изречений Арчегова.

— Вы правы, Петр Игнатьевич. Константина Ивановича уже многие вашим превосходительством называют. И я, кстати, тоже, — Миллер похлопал перчаткой по карману шинели, — потому что он всех генералов в Иркутске стоит вместе взятых. Это первый в моей жизни ротмистр, которого я в обиходе «крупой» никогда не назову и другим морду набью.

— Я тоже его уважаю и охотно подчиняюсь, — устало сказал Тирбах и с нескрываемым удовлетворением посмотрел на свои корабли…

Глазково

— Ну и холодрыга, ваше высокоблагородие. — Ермаков стал растирать ладонями побелевшие от мороза щеки, скинул бекешу с плеч на топчан. Бросил взгляд на тикающие на руке часы — без четверти семь.

— Заканчивается ночка. — Сычев чуть скривил губы. — Окаянная ночь, право слово, Константин Иванович. Я полковником через нее стал, а солдаты тебя превосходительством именовать стали. Но не томи душу, говори же…

— Скажу честно — первый раз так в жизни крутился, как уж под вилами. Кое-как уговорил этих чистоплюев, слава Господу. Как такие вообще могли управлять Сибирью в прошлом году? Теперь я уверен твердо — с такими вождями белое движение победить не могло, да и не сможет… Если им ускорение не придавать. Никакой решительности, одни сопли по стеклу размазывают — нельзя так, это налагает на нас определенные обязательства, — Ермаков изменил голос, явно кого-то пародируя, но эти слова и кривая ухмылка никак не сочетались с довольным видом. Ротмистр жмурился от удовольствия, чуть ли не урчал, и у Ефима Георгиевича отлегло от сердца — чересчур волнительными были для него последние полчаса.

— Не томи душу, выкладывай! — настойчиво повторил свой вопрос Сычев. Генерал перешел с Арчеговым сразу на «ты», хотя виделись первый раз в жизни два часа назад, под обстрелом чешского пулемета, который до последнего патрона пытался остановить продвижение китайцев у Звездочки. Отчаянно дрались трое чехов, отстаивая честь потомков гуситов, что бросились сломя голову из предместья…

Вот тут они и обговорили все свои проблемы, наметили, как говорилось в последние годы XX века, перспективы сотрудничества и взаимной выгоды. После чего Ермаков на «Волне» отправился к прогимназии, где его с нетерпением ожидали привезенные Сычевым министры бывшего Сибирского правительства, которых Константин вновь хотел поставить во главу…

— Согласились, мать их за ногу. И все мое творчество одобрили, правда, с кривыми рылами. Но деваться некуда — Рим горит по самые крыши, и времени нет на интеллигентскую трепотню. В общем, так — Вологодский сейчас премьер-министр и министр иностранных дел, Серебренников сел на должность министра экономики и снабжения, а Михайлов согласился на министра финансов. Гинс по-прежнему управляющий делами кабинета. Все, как и прежде, остались при своих интересах. Твой покорный слуга отныне командующий действующими против чехов войсками, и все это дерьмо предстоит разгребать мне. Не скаль зубы — не я один буду его нюхать, ты тоже в этом деле активно поучаствуешь, господин военный министр…

Сычев от такой ошеломляющей, но долгожданной новости закашлялся, и Арчегов крепко похлопал его ладонью по спине.

— Не кашляй. Знаю одно — ты военную академию не заканчивал, но чин полковника гвардии имеешь, и службу тянул командиром бригады. А все наши войска сейчас одну полнокомплектную бригаду и составляют, так что хлопот у тебя будет немного. И по генеральскому чину не сокрушайся, ты теперь адмиралу ничем не обязан, как и я. Военный министр ныне все права иметь будет — и потому любых маразматиков, что на старых заслугах почивают, ты вычистишь. Я перед министрами на том особо настоял — ты один только в военном министерстве можешь весь этот воз вывезти, как Барклай.

— Пойми, Константин, лестно, очень лестно. Но если я завалю все к ядреной матери? Смогу командовать полком, бригадой, дивизией, даже корпусом, но вот как быть с военным министерством?

— Кончай гнилые отмазки — берись за дело, тем более мозгов тебе не занимать. Вот приказ о назначении. — Константин вытащил из кармана листок бумаги и протянул Ефиму, который медленно его прочитал.

— Хорошо, я приму эту должность…

— У меня есть ряд предложений, проведи как свои, не обижусь.

— Выкладывай.

— Я тут вчера набросал список первоочередных дел, пока ты с министрами договаривался. — Ермаков взял несколько листков бумаги и протянул новоявленному министру.

Тот взял их, положил на стол и стал читать. Причем весьма внимательно, тут же делая карандашом пометки на полях. Наконец поднял голову и спросил, требовательно глядя в глаза.

— Зачем нужен этот новый табель чинов императорской армии?

— Нам не нужны никакие другие чины, помимо императорских. Ты это уже понял, иначе бы сам себя не разжаловал.

— Сей чин для твоего воинства, что красная тряпка для быка. Для них есть голимое самозванство. Вот потому-то я и принял это решение…

— Правильно сделал. Генералом ты через недельку-другую станешь!

— Как и ты полковником…

— То не к спеху, мне моего чина хватает. Слишком велико поголовье генералов с их армиями, корпусами, дивизиями и бригадами, в которых, даже если всех совокупно взять, действующих бойцов наберется едва на пяток нормально укомплектованных батальонов…

Ермаков грустно усмехнулся и размял пальцами папиросу — честолюбивым сверх меры оказался генерал Сычев, зело честолюбивым. Но главное достоинство отнюдь не в том, теперь все задумки его, отставного подполковника российского спецназа Ермакова, а ныне ротмистра Арчегова, будет выполнять новоявленный военный министр. К тому же Сычев сейчас полностью зависит от него — победителя страшных чехов, командира спешно формируемой броневой бригады, костяком которой служат его надежные бронепоезда и десантники. А тысяча надежных солдат и офицеров сейчас многое значат, особенно когда доверяют своему командиру. И потому он все чаще и чаще слышит от них не положенное по чину приветствие — «ваше превосходительство».

А он им все эти дни откровенно лгал, надеясь, что это будет во спасение. И потому большинство поверило и в Сибирское правительство, и в новую Сибирскую армию, императорскую к тому же.

Парадокс — за эти дни он неоднократно замечал природный монархизм у сибирских крестьян и казаков. В том же Михалево во всех домах развешаны портреты царствующей семьи — но особо выставлены фотографии Михаила Александровича, что отказался в марте семнадцатого принимать корону.