Дневник провинциальной дамы - Э. М. Делафилд

нас по коридору, отделанному узорчатыми панелями, в гостиную, которую проектировали и обставляли, не думая о затратах.

Горничная говорит, что мадам в саду, и уходит ее искать. Фелисити просит меня по-французски (почему не по-английски?): «Скажи, что я ничего не понимаю в литературе». Энергично киваю, и тут появляется прославленная хозяйка дома.

Она ведет себя приветливо и непринужденно, и мы с Фелисити постепенно выходим из оцепенения. Вскоре к нам присоединяется некая особа в голубом платье и пенсне, которую нам представляют как «моя подруга, мисс Постман». Затем появляется «моя кузина, мисс Крамп», и мы идем обедать. Сижу подле хозяйки, которая со знанием дела рассуждает о современной поэзии. Отвечаю кратко и уклончиво. Фелисити оказывается рядом с «моей подругой, мисс Постман», которая весьма неудачно начинает разговор с любезного признания, что ей очень понравилась книга Фелисити. Хотелось бы послушать, как Фелисити с жаром открещивается от причастности к каким бы то ни было книгам, но не могу, поскольку вынуждена сказать что-нибудь достаточно убедительное о Мейсфилде[328], хотя не помню ни одного его произведения.

Затем хозяйка говорит о своих книгах, «моя подруга, мисс Постман» вставляет умные хвалебные комментарии, я поддакиваю, а Фелисити с кузиной молча изображают интерес.

Таким образом мы благополучно добираемся до кофе в «лоджии», и Фелисити вдруг демонстрирует невиданный доселе талант, поскольку знает латинские и английские названия каждого куста и цветка.

Хозяйка проводит ей подробную экскурсию по саду, и они обсуждают садоводство. Мы с мисс П. следуем позади, но не обращаем внимания на флору, потому что мисс П. рассказывает, какая Карина (очевидно, имея в виду хозяйку, которую зовут Шарлотта Уолли) Идеальная и Прекрасная. И Произведения у нее Замечательные, и Стиль Письма, и Характер, и столько в ней Жизненной Энергии и Очарования!

Я без конца поддакиваю и вполне понимаю, почему Карина позвала мисс П. с ней жить. (Совершенно уверена, что ни Фелисити, ни дорогой Роуз в голову бы не пришло расхваливать меня гостям подобным образом, если бы вдруг представился случай.)

Далее мисс П. рассказывает, что они дружат уже много лет и она ухаживает за Кариной, когда та болеет. Карина не отличается крепким здоровьем и совершенно никогда не отдыхает. Поберегла бы свои силы! – сокрушается мисс П. Так нет же, мол, Отдает их Все, без остатка. Людям все время что-то от нее нужно. Не одним, так другим.

Чувствую себя виноватой и заговариваю об уходе. Мисс П. возражает, но слабо и явно одобряет этот план действий. Спрашивают Карину, но та отвечает, что нет-нет, мы непременно должны остаться на чай. Мисс П. что-то энергично шепчет, но ей говорят, мол, нет-нет, это не важно. Мы с Фелисити делаем вид, что внимательно разглядываем невзрачное желтое растение у нас под ногами. Позже мисс П. признается, что Карина должна отдыхать от всего по меньшей мере час днем, но заставить ее ужасно, ужасно трудно. То, что сегодня отдыха не будет, очевидно, наша вина, и мисс П. сохраняет удрученный и слегка возмущенный вид до нашего ухода.

Карина остается радушной до конца и провожает нас к автомобилю. Вынуждена ей признаться, что та дверца не открывается, надо с другой стороны. Она следует совету, резко захлопывает противоположную дверцу и говорит, что мы непременно должны приехать снова в скором времени. Мы отъезжаем, а она стоит, обняв мисс П. за плечи, и энергично машет нам вслед. Тут же спрашиваю Фелисити, что она может сказать о Карине. Фелисити несколько сердито отвечает, что пока ничего, так как только что довольно сильно получила от нее дверцей по ноге.

Немедленно и убедительно сочувствую, и всю обратную дорогу мы обсуждаем Карину, мисс П., кузину, дом, сад, угощение и разговор. Готова пересказать все это и Роберту вечером, но он спрашивает, были ли там мужчины, и, услышав, что Только Садовник, теряет интерес.

23 апреля. Мы с Фелисити добросовестно прочитываем все книги Карины, какие только удается найти в «бутсовской» библиотеке[329]. И надо же, одна из них посвящена «ЛЮБИМОЙ ПОДРУГЕ Д. П.», которую мы тут же идентифицируем как мисс Постман. Фелисити утверждает, что Д. означает Дейзи, а я считаю, что Дорис. Напоследок проводим фривольную аналогию с «Колодцем одиночества».

26 апреля. Трижды поменяв планы, Фелисити уезжает к своей замужней сестре в Сомерсетшир. Роберт и Вики выражают сожаление, я говорю, что мы будем скучать. Фелисити отвечает, что ей у нас очень нравится и что это единственный дом, где банные полотенца действительно большие. С удовольствием пересказываю этот комплимент Роберту и добавляю, что, значит, я не такая плохая хозяйка. Роберт со снисходительным видом спрашивает, мол, как насчет того случая, когда у нас кончилась мука прямо перед праздниками. Достойный ответ придумать не получается.

Звонит леди Фробишер и приглашает нас с Робертом на ужин в следующую субботу, поскольку к ней на выходные приедут дорогие Блеймингтоны. Я переспрашиваю: Блеймингтоны? Да-да, подтверждает она, муж очень хорошо меня знал восемнадцать лет назад и отзывается обо мне с огромным восхищением. (Хочется отказаться, даже просто чтобы не лицезреть необратимые изменения, происшедшие за восемнадцать лет.)

Однако Леди Ф. уже пообещала, что пригласит меня – и Роберта, конечно, – так что мы непременно должны прийти. Блеймингтоны будут в диком восторге. (В воображении рисуется веселая картинка: Блеймингтоны с радостными воплями приплясывают возле леди Ф., ожидая моего ответа.)

Леди Ф. продолжает, что в те дни (очевидно, имея в виду период до каменного века) я, возможно, знала его как Билла Рэнсома. Титул он получил совсем недавно. Я ахаю: «Билл Рэнсом!..» – и потрясенно замолкаю, а Леди Ф. продолжает расписывать, на какой необычайно красивой, умной, привлекательной и богатой даме женился Билл и насколько удачен их союз во всех отношениях. (Не собираюсь тут же принимать все сказанное на веру.)

Напоследок леди Ф. повторяет заверения насчет Блеймингтонов и подтверждает свою твердую убежденность в том, что они покинут пределы деревни не ранее, чем произойдет наша с Биллом встреча, и я вяло соглашаюсь с этой нелепейшей затеей.

Еще минут десять сижу возле телефона с трубкой в руке, представляя, чтó мы с Биллом подумаем друг о друге в момент вынужденной встречи, и жалея, что поддержала столь бессмысленное предприятие.

Сообщаю Роберту о приглашении, и он замечает: «Хорошо, у Фробишеров отличный кларет», но остается совершенно равнодушен к перспективе встречи с Блеймингтонами. Это меня задевает (возможно, безосновательно), и я бросаю, мол, когда-то я очень даже нравилась Биллу Рэнсому. Роберт рассеянно отвечает, что надо полагать, и включает радио. Верещу (потому что приходится перекрикивать диктора, который Передает Поздравления некоей Патрисии Трэббз из Стретема),