Дневник провинциальной дамы - Э. М. Делафилд

интересуется, почему все сидят здесь, а не в классной комнате.

Атмосфера в доме не очень располагает к праздничному веселью, и я плетусь наверх собираться на ужин с Фробишерами, точнее – с Блеймингтонами.

Горячая ванна немного восстанавливает душевные силы, но они снова меня покидают, когда на сорочке ни с того ни с сего рвется бретелька и приходится браться за нитку с иголкой.

Совершенно не нравлюсь себе в Зеленом Платье и в который раз обозреваю хорошо известное содержимое гардероба, будто от этого оно неким чудесным образом пополнится.

Чего, естественно, не происходит, и, повыбирав между Черным Платьем (выцветшим и совершенно старомодным) и Голубым (кандидатом на следующую Благотворительную Распродажу), возвращаюсь к зеркалу все в том же Зеленом и критически себя оглядываю.

(Вопрос: Безотчетная надежда на неожиданное и полное внешнее преображение? Если да, то удивительно, что столь сильная вера так слабо вознаграждается.)

Шкатулка с драгоценностями, к сожалению, значительно полегчала в последнее время (очень надеюсь вернуть хотя бы часть содержимого в следующем месяце, если книга будет неплохо продаваться в Америке). По счастью, бриллиантовый перстень двоюродной бабки по-прежнему с нами, и я надеваю его на безымянный палец – пусть Билл думает, что это подарок Роберта. Мотив этого поступка слишком труден для анализа, так что просто говорю себе, что Роберт обязательно подарил бы мне этот перстень, если бы мог его себе позволить.

Надеваю легкий плащ, поскольку он смотрится лучше, чем ондатровое манто. Роберт спрашивает, в своем ли я уме и разве мне хочется замерзнуть по дороге. Завязывается короткая дискуссия, но я знаю, что Роберт прав, поэтому нахожу компромисс: надеваю манто, а плащ беру с собой, чтобы в холле появиться в приличном виде.

Потом, как это часто бывает, мы никак не можем уйти, потому что меня дважды зовут обратно: сначала Этель переспрашивает очевидное: Надо ли закрывать дом в десять вечера? – а потом Робин отводит меня в сторонку и сообщает, что ему очень жаль, но он разбил окно у себя в спальне. Совершенно случайно, он просто играл в мячик. Кратко, но добродушно замечаю, что случайностей такого рода легко избежать, и мы нежно расстаемся. Роберт спокойно ждет у автомобиля, и я совершенно уверена, что вечер будет провальным.

В гостиной у Фробишеров еще никого нет. Дворецкий с недовольным видом оглядывается, будто леди Ф. и сэр Уильям тихонько спрятались под диваном. Убедившись, что эти опасения беспочвенны, он уходит известить Ее Светлость о нашем приходе. Первым делом смотрюсь в старинное итальянское зеркало и вижу кого-то с желтушным лицом и кривовато расположенными глазами. Не успеваю оправиться от потрясения, как в гостиной появляются леди Ф., сэр Уильям и Блеймингтоны. Совершенно не представляю, каковы наши дальнейшие действия, понимаю только, что Билл обзавелся лысиной, но в целом не изменился и фигуру сохранил и что мне не нравится его жена, у которой красивые волосы, платье из Парижа и безупречный макияж.

Долго говорим о погоде, как обычно холодной, и я неожиданно для себя принимаюсь уверять сэра У., что на наших рододендронах еще нет ни одного бутона. Сэр Уильям изумился бы гораздо сильнее, если бы знал, что у нас только один рододендрон, на который я не смотрела несколько недель, потому что была слишком занята делами в доме. За столом оказываюсь между Биллом и сэром У. Билл смотрит на меня и говорит, мол, ну надо же… Мы вспоминаем Хэмпстед, и Билл спрашивает, вижусь ли я с нашими общими друзьями. Вынуждена ответить, что уже много лет никого не видела. Билл любезно замечает, что зато я живу в очень красивой местности и наверняка у нас совершенно очаровательный дом. Самокритично отвечаю, что нет, довольно обычный, и мы оба смеемся.

Общение становится непринужденнее, и я узнаю́, что у Билла двое детей: мальчик и девочка. Говорю, что у меня тоже, и зачем-то восклицаю, что это невероятнейшее совпадение. Тут же сожалею об этом всплеске эмоций и поспешно завожу с сэром Уильямом разговор об авиации. У него есть много что сказать на эту тему. Периодически поддакиваю, а сама слушаю, как жена Билла говорит Роберту, что политика лейбористов самоубийственна, с чем он искренне согласен, и как леди Ф. с Биллом обмениваются мнениями насчет Норвегии.

Вскоре разговор становится общим, в основном обсуждается партийная политика. Все ожидаемо придерживаются консервативных взглядов и считают, что никаких других в цивилизованном обществе быть не может, так что я замолкаю.

(Вопрос: Будь у меня достаточно мужества, разве я бы открыто и твердо не обозначила свое отношение к консерваторам и представителям других партий? Ответ: Несомненно да, но вполне возможно, что подобная откровенность привела бы к катастрофическим последствиям и отнюдь не добавила бы непринужденности светской беседе.)

Совершенно восхитительный ужин завершается южноафриканскими грушами, и леди Ф. спрашивает, будем ли мы пить кофе в гостиной. Вопрос риторический, так как решение, естественно, за ней.

Следуют традиционные пятнадцать минут, в течение которых я рассматриваю жену Билла, и она мне нравится все меньше. Они с леди Ф. обсуждают парикмахеров, и когда речь заходит про Перманент, жена Билла (возможно, специально) заявляет, что ее локоны Совершенно Натуральные, и, как ни противно это признавать, похоже, не врет.

Еще оказывается, что она знает Памелу Прингл, так как позже замечает Биллу, мол, Памела Прингл – моя закадычная подруга, и добавляет: «Представляешь?!» Звучит обидно, какой бы смысл она в это ни вкладывала.

За этим следует бридж. Я играю с сэром Уильямом, причем хорошо, но, поскольку Роберт сильно проигрывает, наша казна не пополняется, и вечер подходит к завершению.

Пока Роберт заводит автомобиль, у нас с Биллом происходит краткий разговор в холле. Он говорит, что Севенокс как раз по пути в Лондон (вовсе нет) и чтобы мы обязательно заезжали к ним по дороге (своим ходом в Лондон мы никогда не ездим) и погостили у них несколько дней. Говорю, что с удовольствием, и Билл отвечает, Значит Договорились, хотя мы оба очень хорошо знаем, что нет. Тут снова приходит Роберт, и все прощаются.

Ощущения от вечера очень смешанные, и почти вся обратная дорога проходит в молчании.

1 мая. Спрашиваю Роберта, можно ли назвать леди Блеймингтон привлекательной, и он отвечает, ну, не то чтобы привлекательной. А какой? Ну, скорее яркой. И добавляет, что съест свою шляпу, если у Блеймингтонов хоть на пенни меньше двадцати тысяч годового дохода, вон и старик Фробишер говорит, что в Кенте у них не дом, а картинка. Спрашиваю, как ему Билл, и Роберт отвечает, что нормально. Напоследок интересуюсь, как я выглядела и не слишком