Санаториум (сборник) - Людмила Петрушевская

СЕРЕЖА. Нет, у нас золотодобыча методом промывания кишок в условиях стационара прямо на тонкие решёта типа сито.

ВЛАДИМИР. Но работаете не сами.

СЕРЕЖА. Мы организаторы процесса.

ВОЛОДЯ. Рабы пашут.

СТАРУШКА. Мы сами продаем золотые кольца сорок седьмой пробы…

СЕРЕЖА. А зимой ремонт делаем… На базарах е контейнеря… цинковые крыши! В метро держим пятьсот восемьдесят пять туда, пять сюда инвалидов…

СТАРУШКА. Все у нас будет со временем, не бохайся.

ВЛАДИМИР. Вот именно. Олька, иди сюда. Ты, Толстой, или уйдешь сейчас, или я не знаю что!

СЕРЕЖА. Дуэль? На ножах или на бейсбольных битах? Торёпе засие.

ВЛАДИМИР. Фигу тебе. Торёпе не торёпе, а это мой дом, ясно? Катись. Дворянин сратый. Я тебе не Пушкин, засие.

СЕРЕЖА. Недостойные речи для интеллигента. Для торёпе засие. Неполиткорректно это даже. Халдей так не может выражаться. Тем более пигмеи.

ВЛАДИМИР. Засие!

СТАРУШКА. Да Господи Иисусе! (Крестится.) Где слова такие страмные-то взял!

ВЛАДИМИР. Засие, засие!

СЕРЕЖА. Ругань это не аргумент, торёпе. (Выходит на балкон, поднимается.)

ОЛЬГА (внезапно). А у нас часто жена мужа кормит.

СТАРУШКА. Это да. Сколько у жены мужей, столько она и кормить обязана.

ОЛЬГА. А у нас тоже муж несколько жен кормит. То у одной поест-поспит, потом у другой. Там грязные носки поменяет, в другом месте ему рубашку постиравши прогладят, а старую возьмут. Да, Вова?

ВЛАДИМИР. Где?

ОЛЬГА. Там. Вот и живи там.

ВЛАДИМИР. Ты кончай свою шизофрению на сексуальной почве. Обалдели вы все, засие. Как сговорились претензии предъявлять. То эта, как ее, моего одного товарища по институту одна знакомая хорошая, так сказать… и она тут вдруг выразилась, так сказать, вот переходи ко мне жить, а в твою будущую квартиру поселим моего взрослого половозрелого допризывного идиота, а то ему некуда водить, он с тобой стесняется спать с девушкой в однокомнатной квартире. Сын ее. Якобы сказал ей. Я говорю, говорю своему товарищу, скажи так: я ваши семейные проблемы не приду решать, он ей так сказал, товарищ, а она отвечает, представляешь, ему-то: у нас же будет все общее, в том числе и мои проблемы будут твоими!

ОЛЬГА. Ах, вот как, даже до этого дошло? Ее проблемы это твои проблемы? Так!

СТАРУШКА. Вот потому я и прошу руки и сердца вашей соколихи ясноглазой для моего ясна сокола. У нас такого быть не может. У жены столько мужей, сколько их есть. У мужа столько же жен.

ОЛЬГА. Ну ты подумай! А я и не знала! Что так далеко заехало. Что на твою квартиру уже есть жилец. А про детей ты подумал? Про Алешу и Машу? Ведь они будут у нас прописаны, Маша у меня, Алеша у тебя.

СТАРУШКА. Нет, у нас не так.

ВЛАДИМИР (Ольге). Так что, я не буду хозяин своего жилища? Мой дом не будет моя крепость? Кто-то начнет отсчитывать дни моей жизни? Я рассчитывал, что Алешка к тебе пропишется…

ОЛЬГА. А ты хочешь, чтобы твои дни отсчитывали чужие дети? Жизнь-то кончается!

ВЛАДИМИР. У меня начинается, дура!

СТАРУШКА. И у нас все живут со всеми в миру и в ладу.

ВЛАДИМИР (переключается на старушку). Это так быстро ваш народ бохнется. Если все со всеми будут жить. Смысл сожительства супружеской пары – это жизнь только друг с другом в здоровой атмосфере.

ОЛЬГА. Именно! Именно!

ВЛАДИМИР. А у вас, при вашем образе коллективного секса, как один отошел на сторону, как заболел триппером, и все тут же пошли чирьями и бубонами. И дети. В этом опасность групповых систем, я вам ответственно заявляю. Потому Африка загибается от СПИДа. Все спят со всеми.

ОЛЬГА. А как же ты живешь с двумя? С тремя?

ВЛАДИМИР. Кто?

ОЛЬГА. Ну этот твой старый товарищ по институту? Как он со своими женами? Не заразился?

ВЛАДИМИР. Они аккуратные! И потом, у многих мужья.

ОЛЬГА. А у мужей-то тоже имеются… случайные связи.

ВЛАДИМИР. Ну (пауза), живой надеется. Мой товарищ (водит рукой понизу) здоров.

ОЛЬГА. Вот так и Африка все надеется. А товарищу неплохо сдавать анализы кажинный раз.

ВЛАДИМИР. Дура была, дурой и осталась.

ОЛЬГА. Ругань не аргумент, как ты тут доказывал.

СТАРУШКА. Но мы… У нас никто на сторону не ходит, в том-то вся и основа! Мы живем отдельной семьей. Семьей вольной, новой, не забудьте, помяните добрым тихим словом. Сказал наш поэт Тарас Бульба-джан.

ВЛАДИМИР. Стало быть, вы шведы.

СТАРУШКА. Шведы, шведы мы.

ВЛАДИМИР. У вас шведская групповая семья.

СТАРУШКА. Групповая, да. Твоя жена родит нам нового шведа.

ВЛАДИМИР. Да вы знаете, сколько ей лет?

СТАРУШКА. У нас все рожают. Мы знаем как. До ста семи лет женщины репродуктивны! Но дети долго не живут из-за боевой обстановки. У меня вот сыночек трехлетний преставился.(Крестится, плачет.)

Ольга крестится.

Вез взрывчатку, попал в засаду…

ОЛЬГА. Господи! Как это трехлетний вез взрывчатку?

ВЛАДИМИР. В коляске. Ковбой Хагис!

СТАРУШКА. Да! Но я опять ношу под сердцем. (Крестится.) Мы наш, мы новый мир построим.

ВЛАДИМИР. Земля вам пухом.

СТАРУШКА. Да. Господи, когда придет кончина века, все гласи страдания го боятся, хоромы глас его огня соблистания невятся, людины возмутятся, царю ужаснутся, и будет царство царя древова…

ВЛАДИМИР. Вы что вообще? Оля, у меня схватки, подай таблетку мою.

СТАРУШКА. А ты успокойся. Не надо никаких таблеток. Чему быть, того не миновать. Нельзя мешать, ежели человек уже помирушка. Ежели человек уже опустился вниз, мря идет по долине смерти, то ему не препятствуйте.

ВЛАДИМИР. Оля! Ты слышала? Ты своего добилась, мря идет.

ОЛЬГА. Какая мря? (Роется в пакете.) Ищу, ищу!

ВЛАДИМИР. Ты что роешься долго? Ты уже на их стороне? Хочешь нашу квартиру себе целиком? Ты уже ихняя сука биллялидь?

СТАРУШКА. Наша сука, да. Наша уже желанная биллялидь. Там явится престол давита нова, у таму давиту нову буде страх великой…

Владимир таращится.

ОЛЬГА (ищет). Тут же было! Господи!

СТАРУШКА. Не найдешь, не найдешь, он уже кремняет, отходит, улетает наша белая лебедушка за леса она стоячие, за тучи она ходячие, на иное на безвестное живленьице.

СЕРЕЖА (всовываясь). Аминь.

ВЛАДИМИР. Охренели все на харарер?