Дом Витгенштейнов. Семья в состоянии войны - Александр Во

Аргументы фрау Цвиауэр не были услышаны. В оргии антисемитского разбоя по всему Рейху, получившей название «Хрустальная ночь» (с 9 на 10 ноября), синагогу в Корбахе сожгли дотла, вместе со всеми записями, кто родился и от кого. Курт Майер в берлинском Бюро генеалогических исследований постановил, что Витгенштейны Volljuden, вот и все — ну или по крайней мере он так считал. В действительности ситуация приняла новый оборот, и в дело вмешались государственные ведомства помощнее, чем бюро Курта Майера.

Смена курса произошла из-за того, что в Рейсхбанке поняли, что Пауль бежал из Остмарка, до Wistag Trust, связанного обязательствами до 1947 года, можно добраться только с согласия всех бенефициаров, а между тем в фонде хранится несколько миллионов швейцарских франков в иностранной валюте, а в его хранилищах в Kreditanstalt и Bankverein в Цюрихе лежит 215 килограммов чистого золота в слитках. Австрийский золотой запас стоимостью 99 миллионов долларов был доставлен в Берлин сразу после аншлюса, а капитал Витгенштейнов, который оценивался в 235 000 долларов, стоил больше одной десятой части чешских национальных золотых запасов, которые немцы захватили год спустя. Впрочем, без подписи Пауля они ничего не могли получить. Нравилось им это или нет, нужно было вести с Паулем переговоры, не важно — в Вене или в Швейцарии. Но прежде чем состоялось первое из этих столкновений между Рейхсбанком и Витгенштейнами, в начале ноября 1938 года новая страшная катастрофа настигла семью.

У Гретль, гражданки Америки, было гораздо больше свободы, чем у братьев и сестер. Она порхала в Рейх и обратно как яркая бабочка, и власти ее почти не беспокоили. Вскоре после побега Пауля она отправилась повидаться с ним в Швейцарию, и он получил один из ее знаменитых нагоняев за то, что нарушил слово и таким образом поставил ее в неловкое положение перед Артуром Зейсс-Инквартом. Ее тяготило и раздражало известие о том, что он все это время скрывал от семьи молодую любовницу и двоих незаконных детей, но встретилась она с ним по другому поводу. Он прислал ей телеграмму как можно быстрее ехать в Швейцарию. Гермина и Хелена, сказал он, даже не представляют, какая серьезная опасность им угрожает, потому что из-за венской новостной цензуры они не догадываются, что происходит на самом деле, а за границей хорошо известно, что война неизбежна, что совсем скоро евреев запрут в концентрационных лагерях, с ними будут жестоко обращаться, плохо кормить и, возможно, даже уничтожат. Он настаивал, что Гретль должна передать им эту информацию, а они обязаны сделать все возможное чтобы эмигрировать.

Гретль вернулась в Вену в панике. Она позвала Гермину и велела ей идти к адвокату на улице Кольмаркт, который достанет для всех югославские паспорта — для Гермины, Пауля и Хелены. Скрепя сердце, Гермина так и поступила. Ей не хотелось уезжать из Рейха и не хватало воображения бояться концентрационных лагерей. Когда Антон Гроллер, управляющий и поверенный семьи, услышал об этом плане, он пришел в ужас и стал его ярым противником, но поскольку другого плана у него не было, Гретль легко отмела все возражения.

В своей фешенебельной конторе на Кольмаркте адвокат заверил Гермину, что он не делает фальшивых югославских паспортов, только настоящие, те, что югославское правительство продаст любому австрийскому еврею, пожелавшему эмигрировать. Гермина поверила в эту историю и заплатила огромную сумму адвокату, в душе разозлившись на Пауля, которого винила в том, что он пугает ее страшными историями из-за границы, вынуждает поступать против своей воли.

Гретль попросила Гермину рассказать об их плане Хелене. Это было далеко не так просто, как могло показаться: Хелена была нервной и избегала риска. Ее муж Макс, находясь уже в глубокой деменции, теперь страдал еще и от рака. Любое напряжение могло оказаться пагубным для его здоровья. Со своей стороны, Гретль вызвалась поехать в Загреб, чтобы забрать паспорта, но в нужный момент она заболела и отправила вместо себя зятя Хелены, Ар-вида Шёгрена. Добравшись до места, Арвид понял, что это не государственное учреждение Югославии, а грязный закуток подпольщика; он все равно забрал паспорта и привез их, сам очень рискуя, Гермине в Вену. Она сразу же заметила, что проставленные там даты не соответствуют запланированным датам великого побега, так что отнесла их обратно адвокату на Кольмаркт. Тот заверил ее, что через пару дней приедет агент и исправит ошибку. Была середина октября 1938 года.

Все сроки прошли, а агент не приехал. Запаниковав, женщины изменили планы. Гермина поедет в Мюнхен — где, как она надеялась, не узнают ни одного Витгенштейна — и проставит там в паспорта швейцарские визы. В пути она обнаружила, что ни один из паспортов не подписан, и в панике позвонила Гретль; та велела ей немедленно возвращаться в Вену. В доме Гретль сестры-мошенницы подделали подписи на всех паспортах, кроме своих. После такого Гермина по-настоящему испугалась, что их арестуют. Она боялась, что их узнают пограничники, и что Макс, ее престарелый зять, сорвет все планы, но бесстрашная Гретль уговорила ее сохранять спокойствие. Она отдаст паспорта своей секретарше, Хедвиг, и та довезет их до Мюнхена, — от нее скорее можно было ожидать хладнокровия, чем от Гермины. Тем вечером Гретль, дрожа в лихорадке, только отправилась в постель, как ее разбудил встревоженный племянник, Арвид. Он принес новости, что так называемый паспортный стол в Загребе накрыла югославская полиция, и теперь список всех тех, кому предназначались фальшивые паспорта, находится в гестапо. Более коварный преступник позаботился бы о том, чтобы быстро уничтожить фальшивые паспорта до прибытия полиции, но Гретль, в панике не подумав об этой очевидной уловке, заявила остальным, что возьмет всю вину на себя. Кроме того, это ведь она подделала большую часть подписей. Она скажет, что подписала все паспорта, даже Гермины, что это был с самого начала ее план, что она купила паспорта для братьев и сестер без их ведома и сделала это из простой предосторожности, чтобы они могли положить их в ящик стола на крайний случай. Будучи американской гражданкой с хорошими связями, она была уверена, что выйдет сухой из воды.

Не успели Гермина и Арвид согласиться с этим невероятным планом, как в дверь громко постучали.

В течение нескольких часов полиция топталась по всему дому. Проведя предварительные опросы, в которых все допрашиваемые придерживались оговоренной линии, они ушли. Все вздохнули с облегчением, и Хелена, решив, что опасность миновала, собралась отвезти мужа в деревню отдохнуть. Но на следующий день полиция вернулась. Гермину, Гретль и Арвида, а также адвоката, который принял оплату за паспорта, арестовали. Гретль, страдавшую в то время от полноценной пневмонии, вытащили прямо из постели, затолкали вместе с сестрой в фургон и срочно доставили в центральный полицейский участок на Россауэрленде. Там каждого из обвиняемых допросили лично, и каждый твердо держался условленного плана. Вот только адвоката не успели предупредить, и когда выяснилось, что Гермина три раза приходила в его контору на Кольмаркт, она, Гретль и Ар-вид раскололись. В тот же день задержали и Хелену, когда она ходила по магазинам в Гмундене.

Представ перед судьями, все трое согласились, что сначала они солгали. Они провели две ночи в полицейском участке, а потом их перевели в национальную тюрьму. Судьба адвоката с улицы Кольмаркт неизвестна. Тем временем Антон Гроллер, а также племянники и племянницы, включая жену Арвида Клару, лихорадочно искали способы освободить их под залог. Требовалась огромная сумма, и на шестой день Гермину и Арвида освободили.