Когда погаснет лампада - Цви Прейгерзон

За год сильно изменилась Глаша. Она уже хорошо читала и писала; серые глаза смотрели задумчиво, без прежней настороженной колючести. Произошли перемены и во внешности. Теперь это была стройная семнадцатилетняя девушка с льняными волосами и тонкой фигурой. Она уже не носила грубых платьев и башмаков, а длинные косы были красиво сплетены и уложены. Директор детсада Мария Сергеевна еще весной помогла Глаше купить подходящую одежду. Дети любили ее: дикая лесная девчонка, она на удивление хорошо понимала душу маленьких существ. А кроме того, в ней бурлила заразительная жизненная сила. Марии Сергеевне Глаша тоже очень понравилась. Уже после начала войны, в конце августа, девушка вступила в комсомол.

В последнее время она сдружилась со Степаном Борисовичем, который давал ей книги для чтения. У профессора особенная слабость к Толстому. Он любит лежать в постели с закрытыми глазами, слушая, как Глаша читает вслух главы из «Войны и мира». Один за другим появляются в комнате члены семьи Ростовых, Болконский, Пьер Безухов, Кутузов и другие герои войны с Наполеоном; от их бесплотных теней колышутся на окне желтоватые занавески. Мягко звучит над постелью Глашин грудной голос.

Затем девушка болтает с профессором о чем придется.

— Помните Вениамина, Степан Борисович?

Задав этот вопрос, Глаша краснеет и принимается внимательно рассматривать узор на ковре. Как видно, ее очень заинтересовал один из вытканных там цветков, потому что девушка наклоняет голову так низко, что становится виден ровный пробор в ее льняных волосах.

— Хороший парень! — отвечает профессор. — Прекрасно чертит и обладает острым умом. Если попадет в хорошие руки, станет превосходным инженером. Так вот и я, когда был студентом, окончил университет, три года практиковался у Эллиса-Чалмерса и…

И снова на авансцену выходит наш старый знакомый Эллис-Чалмерс. Только вот Глашу совсем не интересуют события тридцатилетней давности. Перед ее глазами, как живой, стоит стройный загорелый парень по имени Вениамин. Вернее, даже не стоит, а идет, держась за руль велосипеда, в то время как с другой стороны за тот же руль держится она, Глаша.

«Я не забуду тебя, дядя Вениамин!»

«И я никогда не забуду тебя, Глаша!»

Возможно, он и не произнес этих слов вслух, но Глаша отчетливо разглядела их в глазах юноши. А потом он еще и поцеловал ей руку — вот здесь… Поцеловал и пошел.

Воспоминания Глаши рассеиваются от приступа кашля, который в очередной раз одолевает Степана Борисовича. В кухне возится домработница Вера. Затем слышится рокот мотора подъехавшей машины и в дом входит Лида. В руках у нее сверток с продуктами. Благодаря знакомству с офицерами ей время от времени удается раздобыть то консервы, то сахар. Что-то происходит с этой девушкой из хорошей семьи — не иначе как совсем подчинили ее себе женские слабости.

Вера рассматривает продукты. Эта рябая простушка уже несколько лет работает в доме Клары Ильиничны. Она не отличается красотой, но двадцать пять лет не так уж и много, чтобы списывать Веру в старые девы. Она обладает довольно живым характером и любит пошутить. Смеясь, Вера прижимает ко рту сжатый кулачок. Странная привычка, тем более что стесняться девушке нечего: улыбка приоткрывает два ряда ровных красивых зубов, а лицо ее в минуты веселья приобретает забавное и приятное выражение.

Только вот в последнее время мало у Веры поводов для радости. Одно дело, когда она, домработница известного профессора Эйдельмана, проживает в большом городе Ленинграде, где есть электричество, газ, ванна, кино, подруги, а временами даже и друзья. Где можно в выходной день надеть голубое шелковое платье с батистовым воротничком, на шею — коралловое ожерелье и отправиться на танцы. Ах, танцы! Больше всего в жизни Верочка любит танцевать — еще со времен юности, которая прошла в одной из деревень Калининской области, недалеко от города Кимры.

А что теперь? Тоже мне удовольствие — вести хозяйство в деревне, особенно когда Клара Ильинична слегла! От Лиды подмоги не дождешься: тошнит Лиду от домашней работы. Редко-редко возьмет в руки утюг, чтобы срочно отгладить что-нибудь нужное.

В другие годы Вера еще как-то справлялась в летние месяцы — хотя и с помощью Клары Ильиничны. Но сейчас, когда продуктов не достать, когда приходится ходить на рынок под дождем, когда обувь вязнет в болотной слякоти, а ноги покрыты грязью… Да и рынок уже далеко не тот, а после бомбежки он и вовсе опустел. Поди обеспечь теперь четверых взрослых едой, мылом, топливом.

А тут еще и деньги все вышли, так что приходится торговать одеждой или просто меняться. Несколько платьев Лиды и Клары Ильиничны, кое-что из белья, ковер, профессорский костюм — все это уже исчезло из дома. Что будет, когда и вещи кончатся?

В начале сентября ситуация ухудшилась еще больше. Немцы приближаются к Гадячу, гоня перед собой самые дурные слухи. Ночью слышен за окнами шум вельбовского леса. Кроны высоких сосен теряются в мрачной темноте; уже не шепчут они как прежде, а громко жалуются под хлесткими порывами мокрого ветра.

Вот то немногое, что я могу рассказать вам, сестры мои и братья, о семье профессора Эйдельмана. Мокрый ветер гуляет над ними в небесной тьме, несет на себе дальний собачий лай и острые запахи осени — запахи гнили, увядания и страха.

Ночи становятся все темнее, осень красит яркими оттенками сады и дороги. На улицах и в лесах еще золотятся солнечные лучи, но зелень мало-помалу желтеет, и увядшие листья купаются в пыли городских площадей. Затем мрачнеют небеса и приходит ливень; тысячами плетей хлещет он по желтому ковру, превращая пыль в непролазную грязь.

Железнодорожное сообщение полностью прекратилось. Говорят, что враг разбомбил мосты и нет надежды на их скорое восстановление. По главной улице Гадяча ползут тяжелые грузовики с боеприпасами, зерном и фуражом. Иногда везут и раненых. Фронт приближается к городу.

Уехали еще несколько еврейских семей — среди них и семья Ани Аронсон. Из всех Тамариных друзей остались лишь Сарка Гинцбург, Ким Вортман и Рая Розенкранц. Рая в этом году окончила школу, ей уже восемнадцать, но почему-то ее тянет именно в компанию младших. Это красивая девушка среднего роста с веселыми глазами, из тех непосед, которые вечно куда-то спешат. Она живет с родителями на площади Воровского. До войны отец Раи работал за городом на МТС — машинно-тракторной станции. Сейчас он сидит дома. Матери лет пятьдесят, ее зовут Фрейда Львовна. У Фрейды Львовны маленький рост, пышная комплекция, большой кривоватый нос и пронзительные глаза. Говорит она с певучим еврейским акцентом.

Агриппина Андреевна, тетя Кима, заведует городской библиотекой, мужа у нее нет и не было. Ким не особенно ее любит; с его точки зрения, тетя не более чем сушеная старая дева с очками на носу.

Седьмого сентября библиотеку закрыли на переучет — так было сказано в прикрепленном к двери объявлении. Агриппина Андреевна решила уехать из Гадяча. Какая муха ее укусила? Боится бомбежек. Говорит, что безопаснее переждать это время в деревне — например, в Веприке, где у нее есть знакомые среди колхозников. Веприк-то точно не станут обстреливать — кому нужен такой отдаленный поселок? Зато в Гадяче, говорит Агриппина Андреевна, покоя не жди. Гадяч — известный город, райцентр, с мельницей, зернохранилищем и другими целями, подходящими для бомбежки.