Ребенок на заказ, или Признания акушерки - Диана Чемберлен

– Имя больной? – спросила женщина. Несмотря на улыбку, вид у нее был раздраженный.

– Хейли… Была ли у нее та же фамилия, что и у матери? – Фамилия ее матери Найтли. Н-а-й…

– Я знаю ее фамилию. Ее дочь в Восточном корпусе, палата 416. Дайте мне записку, и я попрошу одного из наших волонтеров передать ее, когда у них найдется время. – Она протянула руку за запиской, которую я еще не написала.

– Мне нужно ее написать, – сказала я. – Я сейчас вернусь.

Я нашла флаер, объявляющий Веселую Детскую Прогулку. Обратная сторона была чистой. Я села на скамейку и достала из рюкзака ручку.

Что дальше?

«Миссис Найтли, – написала я. – Меня зовут Грейс Винсент. Пожалуйста, спуститесь вниз. Мне нужно с вами поговорить. Я буду ждать около справочной. У меня длинные волосы, и мне шестнадцать лет».

Я сложила записку и отдала ее женщине, которая повела себя так, словно она никогда не видела меня раньше.

– Это записка для женщины из палаты 416 в Восточном корпусе, – сказала я.

Женщина взяла у меня записку.

– Придется подождать, – сказала она.

Я вернулась на скамейку. Минут через двадцать волонтер – пожилой человек – подошел к конторке, взял вазу с цветами и направился к лифту. Женщина не отдала ему мою записку.

Повсюду были указатели, на одном из них значилось «Восточный корпус» и стрелка в сторону. «Не будь трусихой», – сказала я себе. Я встала и пошла в сторону, указанную стрелкой, по направлению к лифтам. Я встала рядом с парой врачей, медсестрой и женщиной с маленьким мальчиком, сонно прислонившимся к ее ноге. Пришел лифт, и мы все вошли. Медсестра нажала кнопку четвертого этажа. Когда мы начали подниматься, у меня закружилась голова.

Медсестра и я вышли на четвертом этаже. Она пошла дальше, а я застыла на месте. Геометрический рисунок на ковре вызвал у меня еще более сильное головокружение. Знаки указывали расположение палат. Палата 416 была направо, но я не могла тронуться с места. В холле внизу больничный запах не был заметен. Но здесь, на четвертом этаже, он ощущался явно.

«Не думай о папе. Только не думай сейчас о папе».

– Вам помочь? – спросила женщина. Вероятно, это была сестра. На шее у нее висел стетоскоп, а ткань ее халата была разукрашена собачками. – Вы, кажется, заблудились?

– Нет, – сказала я и попыталась улыбнуться. – Все в порядке. – Я пошла, притворяясь, что точно знаю, куда иду и зачем.

Я подошла к палате 416 и остановилась у открытой двери. Сердце у меня билось так сильно, что я испугалась, как бы самой не очутиться в приемном покое. По коридору навстречу мне шли люди, и я понимала, что не могу стоять здесь вечно. Я взяла себя в руки и заглянула в дверь, очень медленно, как будто мне нужно было убедиться, кто находится в палате.

До этого момента они были для меня просто именами. Не живые, настоящие люди. И вдруг реальность бросилась мне в глаза. В огромной кровати сидела почти лысая девочка. Рядом в кресле сидела женщина, обе они рассматривали что-то, лежавшее у девочки на коленях. Книжку или журнал. Женщина смеялась. Девочка улыбалась. В одну секунду я ощутила между ними близость и нежность. Это было маленькое единство, не включавшее меня. Я внезапно поняла, что я чужая в этой палате. Я чужая везде.

Женщина взглянула на меня, и на секунду наши глаза встретились. Я быстро отошла от двери и прижалась спиной к стене. Сердце у меня билось так сильно, что его биение походило скорее на шум в ушах. Я не знала, что мне делать.

Краем глаза я увидела, что женщина вышла в коридор.

– Привет, – сказала она.

Я отошла от стены и повернулась к ней. У нее была прекрасная улыбка.

– Привет, – ответила я.

– Ты – подружка Хейли? Из волонтеров? – спросила она. Вид у нее был озадаченный.

– Я – ваша дочь, – произнесла я.

Улыбка у нее исчезла. Она отступила от меня на шаг.

– Что ты хочешь сказать?

– Я только что узнала, – пояснила я. – Я живу в Уилмингтоне, Северная Каролина, я нашла письмо… вернее, мои друзья нашли письмо, которое вам написала женщина, принимавшая роды у моей матери, но она его не отправила. – Я спустила рюкзак с плеча и попыталась достать из него папку. Но руки у меня так дрожали, что я оставила эту попытку. – Она – акушерка – просила прощения за то, что украла вашего ребенка из роддома.

Женщина меня не понимала, и я не могла ее за это осуждать. Она молчала, между бровями у нее залегла глубокая морщина. Грудь ее вздымалась и опускалась так быстро, что мне казалось, она вот-вот упадет в обморок. Я облизнула губы и продолжила:

– Она уронила ребенка моей матери – женщины, которую я считала своей матерью, – она его уронила, и он умер.

Грудь у меня стеснилась. Все это было слишком страшно. И вдруг я отчаянно затосковала по своей матери. Я захотела, чтобы она обняла меня. Та мать, которая меня знала. Не эта незнакомка, стоявшая передо мной, чья улыбка исчезла и чьи глаза говорили, что она мне не верит. Мой приезд сюда был ошибкой. Осознание этой безумной ошибки и больничные запахи нахлынули на меня, как океанская волна, и я поняла, что сейчас потеряю сознание. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть. Я была так далеко от дома и моей матери. Казалось, мне придется пересечь вселенную, чтобы вернуться к ней.

– Тебя… тебя кто-то подучил? – спросила женщина. – Это какая-то жестокая шутка?

Я не могла говорить. Горло у меня сжалось. Я никогда не испытывала такого одиночества. Я покачала головой.

Женщина взяла меня за руку.

– Пойдем со мной, – сказала она.

Тара

Уилмингтон, Северная Каролина

Мы стояли на кухне. Эмерсон рылась в моем компьютере в поисках номера Бюро розыска пропавших детей, а я держала в руках телефонную трубку, готовясь набрать его. Дженни стояла рядом, кусая губы. Мне хотелось заорать на них, велеть им убираться из моего дома, но мне нужна была их помощь, чтобы найти Грейс. Я изо всех сил сдерживала свой гнев.

– Вот номер, – сказала Эмерсон. – Ой, нет, это горячая линия, а не офисный номер. – Она продиктовала мне его, и я набрала. Я объяснила ответившему мне мужчине, что мне нужен номер телефона Бюро в Александрии. Я осторожно подбирала слова, хотя Эмерсон все время пыталась мне что-то подсказать. «Заткнись!» – сказала я ей, наконец. Я извинилась перед мужчиной и каким-то образом все-таки убедила его дать мне офисный номер. Когда я туда позвонила, мне ответил автоответчик.

– Мне нужно поговорить с Анной Найтли, – сообщила я. – Пожалуйста, пусть она – пусть кто-нибудь – позвонит мне немедленно. Это крайне важно. – Я оставила номер своего мобильника и домашний.

Эмерсон снова попыталась связаться с Йеном, но я знала, что он всегда недоступен на поле для гольфа.