Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо - Сергей Цветков

Условия «счастливого» окончания войны с Владимирком приводит киевский летописец. По его известию, Геза обязал галицкого князя отдать Изяславу некоторые пограничные города и не «отлучатися» от него «доколе же еси жив», но всегда «на всих местех с ним быти», то есть сопутствовать Мстиславичу во всех его походах (конечно, прежде всего имелось в виду – против Юрия). Сам Изяслав ни в грош не ставил обещания Владимирка и согласился на примирение с ним только после длительных препирательств с Гезой и его воеводами. Король особенно уповал на то, что Владимирку предстояло клясться на кресте святого Стефана, крестителя Венгрии, – эта бесценная реликвия, с которой Геза никогда не разлучался, должна была служить, по его мнению, залогом верности галицкого князя своему слову. Владимирко же продолжал ломать комедию. Он встретил послов короля и Изяслава лежа в постели, «творяся [притворяясь], акы изнемагая с ран», и с благоговением приложился к кресту. Но как только Изяслав и венгры разъехались в разные стороны, с него мигом слетели и болезнь, и напускное благочестие. Когда через несколько дней Мстиславич прислал своих посадников в те города, передача которых под его руку была предусмотрена договором, Владимирко повыгонял их оттуда, а вскоре и возобновил свой союз с Юрием, звавшим его в новый поход на Киев.

Сожжением Городца Изяслав уже сам грубо нарушил условия ряда с дядей. И Юрий немедленно уцепился за это как за легальный повод отомстить племяннику. «Оже есте мои Городец пожгли и божницю [церковь], то я ся тому отожгу противу», – заявил он.

За те полгода, которые Юрий провел в Суздале, силы его возросли. На его сторону встали рязанские и муромские князья, вновь изменивший Изяславу Святослав Ольгович, а половцы, по свидетельству летописца, явились к нему «всею Половецкою землею, что же их [есть] межи Волгою и Днепром».

В начале осени 1152 г. объединенная рать Юрия осадила Чернигов. Изяслав Мстиславич в это время был далеко: он еще раньше выступил навстречу Владимирку, который, «слышав, оже идеть сват его Дюрги474 в Русь, поиде из Галича Киеву». В Чернигове затворились Изяслав Давыдович и Ростислав Мстиславич, подоспевший со смоленскими полками. Их сил вполне хватило на то, чтобы отстоять город. Половцы по своему обыкновению лютовали в окрестностях Чернигова, но на приступах бились «не крепко», по свидетельству летописца. Дружина Юрия тоже не блистала отвагой. Решив, что ратники робеют из-за того, что князья «с нимы не ездимы сами», Андрей Юрьевич однажды лично возглавил атаку против вышедших из города «пешцев». Ему удалось прижать их к воротам, но затем его «збиша с коня, и едва утече ко отцу… и бысть ранен велми» (сообщение Никоновской летописи). Другие князья, «поревновавше» храбрости Юрьева сына, тоже стали ездить «под город», из-за чего осажденные прекратили вылазки, «зане бяхуть перестрашени [перепуганы]». Однако на ход осады все это никак не повлияло. Чернигов оставался неприступен. На двенадцатый день бесплодного стояния под городом «сторожа» доложили Юрию, что Изяслав вернулся в Киев475 и уже переправился через Днепр. Этого оказалось достаточно, чтобы половцы ударились в бегство. За ними начали бесславное отступление и союзные князья. Святослав Ольгович заклинал Юрия не оставлять его одного. «Ты хощеши прочь поити, а мене оставив, – выговаривал он Мономашичу. – А сяко еси [и без того уже] волость мою погубил [приведя в нее половцев], а жита еси около города потравил. А половци пошли в Половце [в степь], а затем Изяслав, скупяся [со] своею братьею, пойдет на мя про тя [из-за тебя] и прок [остаток] волости моея погубит». Юрий обещал ему «оставити помочь многу», которая вскоре и прибыла – целых 50 человек!

Опасения Ольговича не замедлили подтвердиться. В феврале 1153 г. Изяслав разбил лагерь под Новгородом-Северским. Первый же штурм закончился захватом укрепленного предместья («острога»). Святослав Ольгович не стал испытывать судьбу и на третий день осады «выслася» к Изяславу, «кланяяся и прося мира». Мстиславич «не хотяше миритися с ним», но, видя приближение распутицы, «того ради умиришася и тако целовавше хрест межи собою и разъехашася»476. Меж тем Мстислав Изяславич вместе с «черными клобуками», выполняя отцовский приказ, нагнал страху на половцев: повстречав их в междуречье Угла (Орели) и Самары, побил наголову, «полон мног взял, самех прогна, веже их пойма, коне их и скоты их зая и множьство душь крестьяных отполони».

IX

Управившись с дядей и его союзником, Изяслав зимой 1152/53 г. послал в Галич своего боярина Петра Бориславича, который был одним из свидетелей клятвы Владимирка на кресте святого Стефана. Мстиславич предлагал Владимирку добром отдать удерживаемые им города, обещая за это «не поминать» прошлого. В противном же случае он угрожал войной.

Галицкий князь Владимирко Володаревич глумится над крестом св. Стефана.

С рис. П. Иванова

Ответ галицкого князя не оставлял ни малейшей надежды на примирение: «Рци брате [скажи брату, то есть Изяславу], – сказал он послу, – извеременил еси на мя [улучил время воевать со мной] и короля еси на мя возвел. Но оже буду жив, то любо свою голову сложю, любо себе [за себя] мьщю!» Петр напомнил ему: «Княже, крест еси к брату своему к Изяславу и к королеви целовал, яко ти все управити и с нима быти, то уже еси соступил [преступил, нарушил] крестьного целования!» Тут «многоглаголивый» Владимирко не удержался от кощунства. «Сии ли [что мне сей] крестец малый?!» – с усмешкой сказал он. Возмущенный боярин возразил: «Княже, аще крест мал, но сила велика его есть на небеси и на земли… А соступиши [нарушишь крестное целование], то не будеши жив!» Владимирко вспылил: «Вы того досыти [вдоволь] есте молвили. А ныне полези вон! Поеди же к своему князю!» Видя, что говорить больше не о чем, Петр Бориславич положил перед Владимирком его «крестные» грамоты и вышел из княжих палат. Рассерженный Владимирко приказал, чтобы послу не давали ни повозок, ни корма для лошадей, а при выезде с княжьего двора Петра еще и осоромили насмешками («поругася ему»). Сам князь с издевкой крикнул ему вслед: «Вон, поехал муж русский, все волости мои побрав!»

Вечером того же дня случилась назидательная история. Отстояв службу в церкви, князь возвращался в свои палаты, как вдруг на том самом месте, где он насмехался над Петром, ноги его подкосились. «Оле те [как будто] некто мя удари за плече», – только и охнул Владимирко. Это был острый сердечный приступ, после которого князь прожил всего несколько часов и умер еще до наступления ночи.

Боярина Петра Бориславича вернули с дороги, ничего не объяснив. Он готовился «прияти» еще горшую муку за то, что разгневал Владимирка, и был несказанно удивлен, когда на княжьем дворе его встретили слуги, одетые в черные плащи. Они проводили его в сени, где изумление Петра возросло еще больше при виде сына Владимирка Ярослава, восседавшего в черном платье и черной же шапке на княжьем столе. Посла усадили на «столец» (сиденье), после чего Ярослав Владимирович со слезами объявил ему о внезапной смерти отца. Петр не поверил своим ушам и, пораженный не меньше других, только и смог выговорить: «Воля Божия, а всим тамо быти». Исход его посольства также сказочным образом переменился. Ярослав сказал Петру: «Мы есмы тебе того деля позвали, се Бог волю Свою, како Ему угодно, тако створил есть. А ныне поеди к отцю своему Изяславу, а от мене ся ему поклони и се ему явиши [объяви], аче Бог отца моего понял [взял], а ты ми буди в отца место… Ныне, отче [то есть Изяслав], кланяю ти: се прими мя яко сына своего Мьстислава, такоже и мене, ать [пусть] ездить Мьстислав подле твои стремень по одиной стороне тебе, а яз по другой стороне подле твои стремень еждю [со] всими своими полкы».