Выстрел в лицо - Донна Леон

— Почему она в него выстрелила? — задала вдруг ему вопрос Гриффони.

— Ты же сама видела, — удивился Брунетти, — он собирался ее ударить.

— Ну да, видела, — нетерпеливо сказала Гриффони, — но я не про это. Зачем она в него третью пулю-то пустила? Господи, да он ведь и так уже лежал на полу с двумя пулями в брюхе, а она еще и в лицо ему выстрелила. Вот чего я не понимаю.

Брунетти подозревал, что он-то как раз понимает, почему Франка это сделала, но предпочел оставить свои соображения при себе.

— Потому-то я и хочу с ней поговорить, — соврал он.

Он вновь вызвал в памяти сцену убийства: Гриффони стояла у перил, значит, пару на лестничной площадке внизу она видела совсем под другим, нежели он, углом зрения.

— А что, собственно, ты видела? — спросил он.

— Я видела, как он вытащил пушку, потом передал ее Франке, а потом занес кулак, чтобы ее ударить.

— Тебе удалось что-нибудь расслышать?

— Нет, слишком далеко они стояли. Да еще охранники по лестнице топали. Я не видела, чтобы он ей что-то говорил, а Франка стояла ко мне спиной. А что, ты что-то слышал?

Брунетти в тот момент был совершенно глух.

— Нет, — ответил он. — Но должно же быть хоть какое-то объяснение его поступкам, — добавил он.

— И, кстати, ее поступкам тоже, — заметила Гриффони.

— Да, разумеется.

Поблагодарив Гриффони за продиктованный номер мобильника, Брунетти нажал отбой.

Франка Маринелло ответила после второго гудка. Она, похоже, удивилась, услышав голос Брунетти.

— Ваш звонок означает, что мне опять придется ехать в квестуру? — спросила она.

— Нет, синьора, конечно нет. Но я был бы вам очень благодарен, если бы вы позволили мне приехать к вам для разговора.

— Понятно, — откликнулась Франка и замолчала. — Думаю, поговорить нам удобнее не у меня дома, а где-нибудь еще, — после долгой паузы сказала она, никак не объяснив свое решение.

— Как пожелаете, — отозвался Брунетти, которому на ум сразу пришел ее муж.

— Я смогу встретиться с вами примерно через двадцать минут. Вам до площади Санта-Маргарита удобно добираться?

— Вполне, — ответил он, про себя удивившись ее выбору — это был один из самых бедных кварталов города. — Где именно вы хотите встретиться?

— На той стороне, что напротив аптеки, есть отличное кафе-мороженое, — предложила Франка.

— Прекрасно, — одобрил Брунетти.

— Тогда, значит, через двадцать минут?

— Договорились.

Когда Брунетти добрался до места, Франка уже сидела за столиком в глубине зала. Увидев, как он входит в кафе, она привстала и помахала рукой, и Брунетти в который уже раз поразился ее противоречивой внешности. Если смотреть от шеи и ниже, перед ним стояла обычная женщина чуть за тридцать, одетая со вкусом, но не вычурно: черные облегающие джинсы, дорогая обувь, бледно-желтый кашемировый свитер и разноцветный шелковый шарф. Но стоило Брунетти поднять глаза чуть выше этого самого шарфа, и все мигом менялось — перед ним оказывалось лицо типичной стареющей жены американского политика: слишком туго натянутая кожа, слишком большой рот, глаза, во множестве мест подтянутые усилиями хирургов.

Брунетти поприветствовал Франку, снова отметив про себя ее крепкое рукопожатие.

Они устроились за столиком. Тут же рядом возникла официантка, но Брунетти совершенно ничего не хотелось.

— Мне, пожалуйста, ромашковый чай, — попросила Франка, и Брунетти вдруг понял, что как раз от ромашкового чая, пожалуй, не откажется. Он кивнул, и официантка, записав заказ, ушла обратно за стойку.

Брунетти не знал, с чего начать разговор.

— Вы часто здесь бываете? — наконец спросил он. Он чувствовал себя крайне неловко, задавая свой на редкость глупый вопрос.

— Летом — частенько, — ответила она. — Мы тут живем неподалеку. Я люблю мороженое, — добавила Франка и бросила взгляд на площадь за большим окном. — И площадь эту я тоже очень люблю. Она такая… Даже не знаю, как сказать. Жизнерадостная, что ли. Тут всегда полно людей. — Взглянув на Брунетти, она добавила: — Мне кажется, даже очень много лет назад тут было все то же самое — обычное место, где живут обычные люди.

— «Тут» — это возле площади или в самом городе? — не понял Брунетти.

Франка задумалась.

— Думаю, и то и другое. Маурицио часто рассказывает, каким город был раньше, но я-то этого никогда не видела. Я на Венецию смотрю не как коренная горожанка, а как иностранка, как туристка. Да и прожила я тут совсем недолго.

— Ну, недолго, только если судить по венецианскому времени, — заметил Брунетти.

Комиссар счел, что они уже обменялись достаточным количеством любезностей.

— Кстати, — заговорил он, — я тут наконец перечитал Овидия.

— А, — ограничилась коротким возгласом Франка. — Думаю, даже если бы вы прочли книгу раньше, это ничего бы не изменило.

Интересно, что это должно было изменить? Брунетти решил не задавать Франке этот вопрос.

— Может, расскажете мне об этом поподробнее? — попросил он.

Их беседу прервало появление официантки. В руках она держала большой поднос, на котором стояли чайник, маленькая баночка меда, две чашки и блюдца.

— Я вспомнила, синьора, что вы предпочитаете пить этот чай с медом, — сказала она, выгрузив заказ на стол.

— Как это любезно с вашей стороны, — откликнулась с улыбкой в голосе, но не на устах, Франка Маринелло.

Официантка удалилась; Франка открыла крышку чайника и несколько раз подергала чайные пакетики за шнурки, затем водрузила крышку на место.

— Когда пью ромашковый чай с медом, всегда вспоминаю кролика Питера[58], — призналась женщина, беря в руки чайник. — Если ему случалось заболеть, мама всегда поила его таким чаем, — продолжила она, покручивая чайник в руках.

Брунетти читал эту книгу детям, когда те были маленькими, и помнил, что в ней все было именно так, как говорила Франка, но не стал делиться с ней этим воспоминанием.

Франка разлила чай, добавила себе в чашку немного меда и передала баночку Брунетти. Комиссар тоже запустил в мед ложку, пытаясь припомнить, добавляла ли старая синьора Крольчиха в свой целебный чай мед или нет.

Чай был еще чересчур горячим, и Брунетти, зная это, даже не стал его пробовать.

— Как вы с ним познакомились? — спросил он, решив не возвращаться к обсуждению Овидия.

— С кем? С Антонио?

— Да.

Франка задумчиво перемешала ложечкой чай, затем выложила ее на блюдце и прямо взглянула на Брунетти: