Охотник на волков - Ли Виксен

Я судорожно сглотнула, но комок, вставший в горле, никуда не делся.

– Если даже принять на веру вашу безумную теорию, что плохого сделает мне Аэле? Она же, по-вашему, богиня любви, не Войя и не Рагун. Тихая мирная Элея.

Старик костлявыми пальцами сжал мое плечо:

– Да очнитесь вы! Боги не добрые и не злые – они равнодушные. Сейчас Аэле не помнит ничего из своего прошлого, но что будет, когда вспомнит? Заметит ли она вообще человеческий мусор, или нечаянно движением пальца убьет вас, даже не заметив? Ваш друг не надеется выйти из Волчьего сада живым. Он не строит планов, не мечтает. Для него будущего за Волчьим садом нет!

– Богиня не может состоять из плоти и крови, – сказала я, понимая, что проигрываю этот спор. Это бред безумного старого монаха, но почему же я не могла отвести взгляд от танцующей с лисом девочки?

– Испокон веков заскучавшие боги принимали земные воплощения. И чем ближе вы к цели, тем явственнее проявляется лицо истинной Элеи. Вы ведь его видели. – Мастос склонился к моему уху так близко, что я почувствовала запах его мятного табака. – Ее истинное лицо старо как мир. Она была здесь, когда только возникала твердь земная.

– Вы просто полоумный старик! – наконец взорвалась я. – В Аэле нет никакой магии. Вы не можете видеть то, что вижу я.

– Ваше свечение? – Мастоса, похоже, ничуть не задели мои слова. – О, я все вижу. И ваше темное сияние, и белые искры Слэйто. А вот в Аэле и правда магии нет. Потому что ей не нужна магия, она – идея!

Вдруг девушка резко остановилась и посмотрела внимательно на меня, а затем на Слэйто, спускающегося с холма. И снова посмотрела на меня. Она нахмурилась, ее милое личико исказила гримаса обиды:

– Как ты могла? Это нечестно, нечестно!

Волна боли буквально опрокинула меня, но я успела выставить руки и смягчить падение. Монах же с тихим стоном повалился на землю. В сердце не осталось ничего – оттуда выкачали все чувства, и никакая физическая боль не могла сравниться с этим ужасом. «Если мне придется жить с этим остаток жизни, то лучше перерезать себе горло прямо сейчас», – подумала я.

Аэле между тем заметила, что упал и Мастос. Ее лицо разгладилось, я снова увидела ласковую встревоженную девочку. Она кинулась к нам, как и Слэйто, сбегавший с холма.

– У богини к вам счеты, Лис. – Старик приподнялся на локте. – Вы увели у нее жениха, а женщины, пусть даже и богини, такого не прощают. А вы еще сомневаетесь, что она может причинить вам боль.

Аэле словно забыла о моем существовании и о причине своего гнева.

– Дедушка, вставайте! – воскликнула она.

Старик оперся о тонкую руку девушки и с кряхтением поднялся. Он погладил шершавой рукой румяную щечку Аэле:

– Я так рад, что встретил тебя до того, как отправился к праотцам.

Аэле засмеялась. Она снова была собой.

– Я за что-то очень разозлилась на Лис, но сейчас уже совсем не помню за что! Я такая глупая, не правда ли?

– Ну, и не вспоминай, деточка. Я думаю, Лис надо прогуляться одной и подумать, а мы пойдем и успокоим твоего жениха. А то он решит, что мы поссорились.

* * *

Мастос уходил на изломе дня. Он, как и говорил, двинулся на восток, и мы некоторое время наблюдали, как его серый плащ появляется то тут, то там между холмов среди взбиваемой монашескими сандалиями пыли. Затем продолжили путь и мы.

Аэле, или Элея (я теперь ни в чем не была уверена до конца), снова погрузилась в свой мир. Она не вспоминала, что ее так разозлило. А я надеялась, что это забудется совсем. Как она догадалась? Мы со Слэйто не вели себя как парочка голубков – не переглядывались, не старались прошептать что-то на ушко или лишний раз прикоснуться друг к другу. Впрочем, если наша маленькая принцесса и вправду была богиней, то ей не составило бы труда распознать все наши мысли и скрытые грехи.

– Никакой он не деревенский учитель, – наконец высказал Слэйто мысль, давно его терзавшую. – И не монах, если уж на то пошло. Ну, может, монах последние лет двадцать-тридцать.

– С чего ты взял? – скептически улыбнулась я.

– Выговор, поведение, знания… Я почти готов биться об заклад, что старик преподавал историю религий при дворе.

– При каком из дворов? – наивно полюбопытствовала я.

Слэйто посмотрел на меня укоризненно.

– При настоящем дворе. При том, что был у старого короля. А не тех жалких пародиях на придворных, которые разыгрывают наследники престола.

– Как ты думаешь, что он ищет?

– Может быть, ничего, – пожал плечами маг. – Может, он просто приспособился к окружающему миру и хочет жить так, чтобы его не трогали.

У Слэйто опять были красноватые глаза. Это почему-то причинило боль. Я замечала, как он отлучается якобы по природной нужде, а по возвращении светится чуть сильнее обычного. Полностью же его выдавал красноватый цвет глаз. Ничего подобного не было до Русалочьей пади. Но там он употребил большую дозу и, вероятно, сорвался.

Сознавать это было горько и немного стыдно. Как будто твой лучший друг напился, как свинья, и заснул в луже собственной рвоты. Ужаснее всего было то, что и он этого стыдился, я это чувствовала интуитивно. «Если мы оба переживем Волчий сад, то я привяжу тебя к кровати, и ты будешь отвыкать от своей дряни. Твои желания будут ломать тебя неделю, две, три. Но ты пересилишь себя», – думала я, а вслух продолжила разговор.

– Если Мастос и вправду придворный, то почему он и подобные ему осколки королевского двора не прибраны к рукам? Это ведь престижно – иметь в советниках или виночерпиях человека, который входил в окружение покойного короля?

– Наверно, не все согласились, – предположил Слэйто. – Некоторым не позволила гордость, другие просто оказались на обочине истории. Думаю, Мастосу повезло, что он выжил. Эта война явно подходит к концу, и, возможно, ему позволят вернуться, чтобы обучать новых наследников.

Мы подошли к расписному дому. Стены его были то ли сделаны из сухих стеблей кукурузы, то ли ими утеплены. Не самый жаропрочный материал. Зато поверх него красной и белой глиной были нанесены десятки узоров, которые, пересекаясь, образовывали причудливые формы. Я вспомнила узоры духов ока, которые мне на тело нанесли в токане перед тем, как мы с Атосом направились в Лисий чертог. У меня возникло подспудное желание попросить хозяев дома нас разрисовать. Но тут жили не ока.

На порог вышла женщина с пепельными, словно присыпанными солью волосами. В них виднелось достаточно темных прядей, и это говорило, что она смешанных кровей. Не красавица и не юная дева. Крестьянка на краю Королевства. Или на краю Края, кто ж разберет. На вооруженных путников женщина смотрела без страха и интереса. Слэйто подошел к ней первым.

– Простите, мы можем попить воды? – указал он на колодец возле дома.

Крестьянка молча кивнула и скрестила руки на груди. Пока наш маг поднимал ведро на тонкой веревке, женщина разглядывала меня. Ну, как же, одежда ока, оружие ока – не самый излюбленный крайнийцами наряд. Наконец она решилась заговорить.