Кожа времени. Книга перемен - Александр Генис

— Ближе и не надо, — сказал я сам себе, выплывая к гардеробу.

Так я научился ценить страны с бурной вулканической деятельностью. Особенно — Исландию, на которую приходится пять землетрясений в день. За эти, мягко говоря, неудобства исландцы получили термальную баню на каждом перекрестке, что, учитывая редкость городов и плотность крохотного населения, не так уж много.

Самая знаменитая — Голубая лагуна. Как и всё в этой стране, она расположена нигде — посреди необитаемых и неприступных кочек. Пейзаж настолько неземной, что здесь тренировались астронавты перед высадкой на Луну. Тем большее удивление вызывает лазурный рай, когда он открывается после долгой и заснеженной дороги. Раздетые купальщики испуганно выходят на такой мороз, которого следует ожидать от полярной широты, и с недоверием бросаются в горячую воду, чтобы вынырнуть счастливыми. Со дна бьют могучие источники, в минеральном бульоне размягчаются кости, снег оседает на голове, и ты замираешь в долгой истоме, которую, как всё лучшее, что доступно телу, не удается описать нашему немощному языку.

На сушу все выходят бездумными и умиротворенными. Не удивительно, что в Исландии нет армии.

В Америку я приехал в роковой для бани час: началась эпидемия СПИДа. Запуганный народ, который и в мирное время боится своего тела (не говоря о чужом), увидел в банях эпицентр порока с отчетливым гомосексуальным оттенком.

Жертвой навета пала традиционная нью-йоркская баня, которую вместе с бубликами и солеными огурцами евреи из России привезли в Новый Свет на заре XX века и назвали на идиш: «schvitz». Последним заведением такого рода в Нью-Йорке была русско-турецкая баня, в которой я не обнаружил ничего русского или турецкого.

При этом нельзя сказать, что баня вовсе чужда настоящей Америке. Индейцы умели париться в вигвамах, присыпая раскаленные камни — как мне рассказывали друзья краснокожих — марихуаной. Не чая выбраться в резервацию и сомневаясь, что меня там примут за своего, я смирно ждал, когда найдут лекарство от СПИДа или отменят общественное мнение.

Вот тут до меня дошла благая весть от живущих на нашем берегу Гудзона корейцев. Их банная культура на много веков древней нашей. Она восходит к универсальной для Дальнего Востока натурфилософии, которая учит левитировать, питаться воздухом и быть бессмертным. В этих категориях баня — фабрика жизненной энергии чи и инструмент тонкой балансировки противоположных субстанций: инь и ян.

— В корейскую баню, — сказали мне завсегдатаи, — приходят с раннего утра и уходят, дождавшись просветления.

Не надеясь постичь мистические тонкости и магические практики, сам я отправился в нее наугад и изучал по правилу буравчика. Банная процедура по-корейски требует дышать нагретыми испарениями разных, преимущественно драгоценных субстанций. Для этого в просторных палатах установлены каменные шатры с низкими дверями. Внутри царит жара, мерцает свет и оседают невидимые глазу частицы важной материи.

Я начал обход с самого дорогого — с парилки, облицованной чистым золотом. За ней стоял небольшой дворец из аметистов, в котором я почувствовал себя, как Садко в гостях. Потом — по нисходящей, я дышал гималайской солью, желтой глиной и белой глиной с тростником.

Кульминацией банного похода служила грозная парная, входить в которую разрешалось лишь в накинутой попоне. И не зря. Я вылетел обратно, не успев взглянуть на градусник, но знаю, что температура была достаточной, чтобы спеклись вкрутую куриные яйца, которыми торговали в буфете.

Отдышаться я смог только в ледяной пещере, где встретил таких же напуганных соотечественников. От них-то я узнал о новой русской бане в Ясной Поляне, как мы патриотично переводим название городка Fair Lawn, облюбованного и населенного выходцами из СССР.

Вернувшись через полвека в русскую баню, я ее не узнал. За время разлуки она спуталась с Римом и покрылась мрамором. Вход в женскую раздевалку сторожила каменная Венера, мужскую почему-то охранял не Марс, а Меркурий. Внутри всё было как в ностальгических снах: знакомо, но лучше.

В одной парной — сухой пар, в другой, где можно обливаться, — мокрый, в третьей — дышат эвкалиптом, из четвертой вываливаются в купель с ледяными осколками, в пятой сидят на ощупь в хамаме, в шестой ходят босяком по горячим булыжникам. Из седьмой — финской сауны — ныряют в бассейн, чтобы начать всё сначала. И так до тех пор, пока вас не прервет зверский аппетит, который всех гонит к любимому аттракциону: обеду в полотенцах.

Именно пренебрежение этикетом придает банной трапезе аромат ленивой расслабленности. Как в «Гарри Поттере», баня выпихивает в другую, куда более приемлемую реальность. К селедке здесь подают картошку не вареную, а жареную, да еще с грибами, супом называют царскую уху из головизны, а шашлыком — чалахач на косточках. Про водку я промолчу, а про пиво — бочковое, с уже чищенной воблой — не смогу.

— Вредно, — скажут мне, — ведь такая баня не лечит похмелье, а является его причиной.

— Верно, — отвечу я, — но так можно сказать про любой праздник, который чреват эксцессами и оттого так дорог.

Когда баня была от бедности, ее держали в черном теле и на каждый день. Теперь сюда ходят ради катарсиса: физиологической встряски и освежения чувств. Это — опера для тела. Конечно, как ту же оперу, баню можно ненавидеть, но тогда список физических радостей, и без того сильно уступающих духовным, станет еще короче, а жизнь беднее.

Американская мечта явилась в трех ипостасях. Первая вела фанатичных пассажиров «Мейфлауэра», которые свято верили, что Бог даровал им Новый Свет, как евреям — землю обетованную. Чтобы воплотить дальние планы Господа на человечество и очиститься от грехов соплеменников, пуритане отправились в Америку, но в конечном счете построили вместо Нового Иерусалима либеральный Бостон, который многие, особенно на Юге, считают притоном свободы.

Второе явление заветной мечты произошло, когда американцы, осознав себя таковыми, решили создать новый народ в образцовой стране, в основном на Диком Западе. Путь к нему окрыляла доктрина Manifest Destiny — вера в особую судьбу, со временем предложившую миру пример для подражания: соединенные штаты земного шара.

Третья американская мечта родилась на похоронах первых двух и называлась свободой самовыражения. Воодушевленная контркультурой личность открыла безграничную свободу и научилась пользоваться ею в свое удовольствие, не обращая внимания на соседей.

— Чепуха, — отвечают те, кто не любит умствовать, — американская мечта всегда была простой, доступной и одной на всех. Это — дом в пригороде: сакральный очаг, семейная родина и свобода от посторонних, — если, конечно, не течет крыша.

Приезжая на Запад, китайские туристы интересуются всеми стандартными достопримечательностями, дорогими покупками и обычными домами в пригороде, которые они фотографируют до тех пор, пока хозяева не пригласят на кофе или не вызовут полицию. Концепция собственного дома на своей земле, да еще и не в деревне, кажется приезжим из Китая увлекательной, романтической, даже крамольной. Невиданная роскошь заурядной американской недвижимости, воплощенной в четырех стенах и крыше, убеждает их в достоинствах демократии несравненно больше, чем статуя Свободы.