Мой милый враг - Конни Брокуэй

Чепуха! Эйвери открыл книгу и начал перелистывать страницы, уставившись невидящим взором на поток лишенных смысла слов. Он просто склонен излишне все романтизировать. Очень скоро Милл-Хаус станет его собственностью, как это и должно было произойти с самого начала. Разумеется, он позаботится о том, чтобы Лили ни в чем не нуждалась — с ее согласия или без, — и спокойно заживет здесь, подыскав себе какую-нибудь достойную супругу, у которой не будет ни темных волос, ни черных как ночь глаз, ни губ, словно созданных мечтой художника, и которая народит ему целую стайку бледных худосочных ребятишек…

Неожиданно со стола ему на колени упало какое-то письмо. Эйвери посмотрел на его потрепанные края, на потертости, образовавшиеся в тех местах, где оно было сложено, на пятна грязи, оставшиеся на бумаге после путешествия через три континента, и осторожно взял его в руки. Конечно же, оно было от нее. Он возил его с собой повсюду с того самого дня, когда впервые его прочел. Тихо выругавшись, он вскочил с кресла. Сложенный лист бумаги выпал из его онемевших пальцев. Он схватил книгу и с силой швырнул ее через всю комнату.

Он не мог здесь больше оставаться. Даже несмотря на то что Лили не было рядом с ним, он все равно ощущал ее присутствие — в строках этого письма, в воздухе, которым она дышала, в своей душе, в своем теле и в своем сердце.

Эйвери шагнул к двери, чтобы догнать ее и силой вернуть назад, заставить ее сказать ему хоть слово на прощание, но только, ради всего святого, не бросать его вот так!

Он рывком распахнул дверь — и увидел Лили.

Чувствуя, что отвага вот-вот покинет ее, девушка нашла наконец предлог, чтобы вернуться сюда. Нужно было проследить за тем, чтобы ему подали обед, а ей не хотелось лишний раз беспокоить Мери или Кэти…

— Я никогда не переставал думать о вас.

Она услышала его голос, и земля вдруг начала уплывать у нее из-под ног. Должно быть, она просто видела чудесный сон, один из тех, от которых так не хочется пробуждаться. Выразительное лицо Эйвери отражало глубокое волнение, голос стал низким и умоляющим. Она приблизилась к нему, слегка приподняв подбородок и пытаясь прочесть по глазам его мысли.

— Я… — Он обратил взор к небу, как бы за поддержкой — или вдохновением. — Мне чертовски хочется вас поцеловать.

Меньше всего Лили ожидала услышать эти слова. Она зачарованно смотрела на него и даже бессознательно подошла к нему еще ближе, влекомая какой-то таинственной магнетической силой. Словно в ослеплении, затаив дыхание, она нетерпеливо ждала следующего мгновения. Она казалась себе чужой в собственном теле, чувствуя, как тревожно бьется сердце в ее груди, и прислушивалась к своему частому прерывистому дыханию. Обещание, содержавшееся в его словах, вместе с неприкрытой страстью в его взоре начисто лишили ее воли, и теперь она стояла перед ним, забыв о всякой гордости, готовая ответить на любое его желание, любую просьбу.

Она признала свое поражение и удивилась тому, что это не причиняет ей страданий.

— Позвольте мне вас поцеловать, — прошептал Эйвери.

Он протянул к ней руку и нежно, кончиками пальцев приподнял ей подбородок. Лили встала на цыпочки, закрыла глаза и услышала, как из груди его вырвался не то вздох, не то стон.

Его губы слегка коснулись ее губ. Он оторвался от нее на миг лишь для того, чтобы поцеловать ее снова, затем еще и еще, и каждый новый поцелуй был дольше и изощреннее предыдущего.

Теплые, влажные, бесконечно нежные поцелуи, сводившие ее с ума… Дразнящие, неспешные, сулившие неописуемое блаженство… Их было много — достаточно, чтобы возместить сполна те поцелуи, которыми они так и не обменялись в прошлом и которыми им никогда не суждено было обменяться в будущем. И с каждым из них она отдавала ему частичку своего сердца.

Кончики его пальцев осторожно скользнули по ее щеке. Он чуть отстранился, словно побуждая ее приоткрыть рот, и она с чувством признательности, почти облегчения почувствовала, как его язык игриво коснулся ее губ, а затем проник в темную глубину ее рта.

Постепенно его поцелуи становились все более властными, увлекая ее в стремительный водоворот острых ощущений. Она прильнула к нему, не в силах отказаться от этой сладкой муки, и вдруг колени ее подкосились, и она непременно упала бы, если бы он не подхватил ее на руки.

Эйвери крепко прижал ее к груди, не прерывая страстного, жаркого поцелуя, от которого Лили окончательно утратила способность рассуждать. Ее мысли перестали быть последовательными, и лишь один образ владел сейчас ее сознанием, с нежной и властной силой побуждая к действию. Ее охватила жгучая потребность быть как можно ближе к нему, стать его частью… слиться с ним в единое существо.

Лихорадочными движениями рук она принялась расстегивать разделявшую их рубашку, неумело дергая за пуговицы. Эйвери наблюдал за ней, тяжело дыша. Губы его сжались в тонкую линию, лицо было напряжено. Наконец, издав торжествующий возглас, она справилась с пуговицами и приложила ладони к горячей коже. Его гладкая мускулистая загорелая грудь бурно вздымалась под ее руками.

— Я хочу…

Он не дал ей договорить и с неистовой жадностью снова прижался к ее губам. Она просунула руки под рубашку и обняла его за талию.

Из груди его вырвался сдавленный крик. Он обхватил ее ягодицы и приподнял, прижимая к себе, и она со сладкой болью ощутила твердую плоть под тканью его брюк. Ладони Лили шарили по его атласной коже — от темных завитков волос на груди до плоского живота, под которым волнами переливались мускулы. Увлекаемая потоком новых ощущений, она ощупывала каждый дюйм его крепкого мужского тела.

— Поцелуй меня, — потребовал он, задыхаясь, и она охотно повиновалась его приказу.

Когда-то Лили высмеивала его склонность выставлять напоказ свою мужскую силу и лишь теперь поняла, что лгала и себе, и ему. Сейчас она упивалась ею. Она восторгалась его сильными руками, той нежностью, с которой эти руки изучали ее тело, ощущением от его языка, глубоко проникшего в ее рот, теплого и слегка отдававшего бренди, исходившим от него мускусным запахом возбужденного животного. Он подавлял ее своей близостью, и она наслаждалась силой и напором, его выдержкой и его страстностью.

Забыв обо всем на свете, она обвила руками его шею и инстинктивно прижалась к нему теснее, слегка покачиваясь в его объятиях. Пламя его нараставшего возбуждения передалось и ей, опаляя ее сомкнутые веки, и закружило ее в водовороте неистового плотского блаженства.

Неожиданно он прервал их поцелуй. Она отшатнулась, едва не потеряв сознание, однако он не дал ей упасть, одной рукой обхватив ее затылок, а другой крепко обняв за талию. Его бедра прижались к ее лону, и он только что не урчал от удовольствия.

Она открыла глаза и посмотрела на него. Она не желала ограничиваться пустыми обещаниями. Она хотела настоящей страсти.

Он тоже хотел этого.

Каждое мгновение этих объятий было ошибкой! Ему не следовало целовать ее. Ему не следовало дотрагиваться до нее, брать ее на руки, и, Бог свидетель, ему ни в коем случае не следовало прижимать ее к себе так.