Мой милый враг - Конни Брокуэй

Лили повернула ключ в замочной скважине и, пошатываясь, переступила порог своей комнаты. Слезы струились у нее по щекам, а руки, которыми она пыталась набросить на себя халат, дрожали так, что в конце концов она оставила все попытки справиться с шелковым пояском и безвольно опустилась на пол, заливаясь горючими слезами.

Она уже готова была принять его предложение жить вместе без законного брака и не иметь детей, однако, представив себе его тоскующий взгляд, поняла: нельзя требовать от него подобной жертвы. У Эйвери должна быть семья — целый выводок красивых ребятишек с глазами, похожими на драгоценные камни, которые будут обожать своего отца и восхищаться им. К тому же, по правде говоря, Лили сомневалась, что сможет жить рядом с ним, зная, что у них могло быть много детей, но на самом деле никогда их не будет. Впервые в жизни выбор ее матери показался ей не таким уж очевидным, она попыталась оценить его хладнокровно, как посторонний человек, стараясь по возможности более объективно взвесить все «за» и «против». Она по-прежнему понимала решение матери, однако не была теперь уверена в том, что это решение было единственно верным. Или это было для нее лишь удобным поводом, чтобы поступить так, как хотелось ей самой, — выйти замуж за Эйвери Торна?

Этого она не знала. Она уже ничего не знала. У нее не было иных советчиков, кроме собственного прошлого, а на него, как выяснилось, далеко не всегда можно было положиться. Она так и не смогла принять решение, а Эйвери вот-вот должен был покинуть этот дом. И возможно, навсегда.

Лили опустила голову на сложенные руки и снова дала волю слезам, хлынувшим обильным потоком раскаяния.

Поскольку единственный экипаж в данный момент находился в Клив-Кроссе, Эйвери решил добраться до Литтл-Хенти пешком. Мери, брови которой при этом известии взметнулись вверх, словно крылья парящей в воздухе чайки, предложила доставить туда его саквояж и сундук с вещами позже в фургоне ее брата. Эйвери с благодарностью согласился, после чего тут же отправился на поиски Лили.

Он застал ее в библиотеке, где она сидела за столом, склонившись над толстой книгой. Он протянул руку и слегка постучал по притолоке двери, чтобы привлечь ее внимание. Лили подняла голову, в ее взгляде были тоска и безнадежность. Ему нестерпимо было видеть страдание на ее лице, и вместе с тем он сознавал, что не только ничем не может облегчить ее боль, но, что еще хуже, сам является причиной этой боли.

— Я уезжаю, — произнес он, остановившись на пороге.

— Да.

— На тот случай, если я понадоблюсь, в ближайшие несколько дней меня можно будет найти в трактире «Собака и заяц» в Литтл-Хенти.

— Да. Что мне передать Эвелин? Он пожал плечами:

— Что угодно. Скажи, что мной вновь овладела охота к перемене мест. — Его взгляд упал на огромную книгу, открытую на одной из последних страниц, и это вновь напомнило ему об исходе их соперничества за Милл-Хаус: он победил, она проиграла. Однако Эйвери не считал себя победителем. — Мы с тобой еще увидимся в следующем месяце у Гилкрайста и Гуда.

— Где? — спросила она, на миг выйдя из оцепенения.

— У адвокатов Горацио. Испытательный срок близится к концу, если ты об этом не забыла.

— А! — Она окинула взглядом лицо Эйвери, вспоминая, как его руки поддерживали ее, словно спасательный круг, когда он проникал глубоко в ее тело и дарил ей неописуемый восторг. Все кончено.

— Итак, до встречи в Лондоне. Желаю тебе всего хорошего…

— Нет! — вскричала она в паническом ужасе. — Я не думаю, что мы встретимся с тобой в Лондоне. Он вопросительно приподнял темную бровь.

— Мне совершенно незачем туда ехать. Я не выполнила условий завещания и уж подавно не намерена публично отрекаться от своих связей с движением суфражисток.

— Это очевидно. — Лицо его исказилось от отчаяния. — Ну, а теперь, с твоего позволения…

Он отвесил ей безупречно вежливый поклон, как и подобало джентльмену, словно при прощании с совершенно посторонним человеком, и отвернулся, собираясь покинуть ее навсегда.

— Погоди! Он замер.

— Бернард! — с трудом выдавила Лили. — Как быть с ним? У него наверняка возникнет множество вопросов… Или ты хочешь, чтобы я и ему тоже ответила первое, что придет в голову?

Ей показалось, что Эйвери тяжело вздохнул, однако, когда он снова обернулся к ней, лицо его было спокойным и задумчивым.

— Я совсем забыл про мальчика, — пробормотал он.

По своей давней привычке, которая была так хорошо ей знакома, Эйвери вынул из кармана позолоченные часы и не спеша открыл крышку. Посмотрев на циферблат, он снова защелкнул ее, легонько нажав пальцем. От глубокой сосредоточенности на лбу его выступили морщины. Видя, с каким тщанием он искал наилучший подход к болезненно впечатлительному подростку, Лили ощутила столь сильный прилив любви и нежности в сердце, что ей пришлось быстро заморгать, чтобы скрыть подступавшие слезы. Однако Эйвери все же успел заметить единственную слезинку, скатившуюся по ее щеке. Он сделал шаг в ее сторону, но вдруг остановился, крепко стиснув зубы, а взгляд его снова стал пустым и тоскливым.

— Как только они вернутся, пошли мне на постоялый двор записку, — произнес он наконец. — Я задержусь там до возвращения Бернарда, а потом приеду сюда и сам с ним поговорю.

Лили прикусила губу и кивнула в знак согласия.

— Лил…

Она опустила глаза, не в силах смотреть на того, кто так хладнокровно — впрочем, мужчины всегда славились своим хладнокровием — воспринял решение, которое для нее означало крушение всей ее жизни. О да, он, без сомнения, сожалел о том, что между ними произошло. И разве он сам не предупреждал ее минувшей ночью, что утро принесет с собой угрызения совести и взаимные упреки? Однако он не захотел предупредить ее о том, что душа ее окажется разорванной на части, что он-то все вынесет, тогда как она…

Нет, она не будет больше лить слезы. Она должна быть такой же сильной, как и он.

— Хорошо, — ответила она. — Я ему передам.

Когда она снова подняла голову, Эйвери в комнате уже не было.

Гостиные и спальни Милл-Хауса опустели, и только гулкое эхо разносилось по коридорам. Посыльный доставил записку от Эвелин, извещавшую о том, что она намеревалась остаться в Клив-Кроссе до конца недели вместе с Бернардом и мисс Мейкпис.

Поскольку у Лили пропал аппетит, а больше готовить было не для кого миссис Кеттл совсем забросила кухню. Единственные оставшиеся обитатели старого дома, Мери и Кэти, прочно обосновались в комнате Терезы, воркуя над малышами и сравнивая свои животы. К Лили они относились по-дружески снисходительно, объединившись в сплоченный кружок будущих матерей, в котором ей не было места.

Преследуемая воспоминаниями, считавшая каждый день, оставшийся до ее окончательного отъезда из Милл-Хауса,