Смерти нет - Всеволод Глуховцев

Он изображал все в лицах. Хмурился, кривился, резко взмахивал руками. Артист! Слушали его, разинув рты. Один лишь Гвоздь, почти как Юлий Цезарь, делал два дела сразу: и слушал, и уже возился возле гоблиновой башки, подтаскивая к ней какие-то свои электронные причуды.

Это, понятно, было мужское дело. Девчонки хлопотали с ужином.

Не заметили даже, как вошли Немо с Даней. Немо бесшумно прошел вперед, к Гвоздю, Даня остановился у входа, стал слушать.

Совершенно ясно было, что Муха не врет. Он просто не умел этого, по юности и наивности. Даня смотрел на него, чуть прищурясь: так, наверное, мог смотреть гусарский полковник на юного корнета... Муха всегда ему нравился, несмотря на вопиющую неопытность, и Даня сразу же поверил тому, что юнец не сдался тварям, не сломался перед ними.

Но не только смотрел и слушал Даня. Он еще и думал. Улыбался, кивал в такт Мухиным словам. А сам думал. И надумал, конечно.

Только прежде надо было решить один деликатный вопрос. Даня был дипломатом.

Когда Федор закончил, все загалдели, повскакивали, замахали руками, бурно комментируя этот рассказ. Тут же вспомнили бой в подсобке. Чувства захватили всех.

Кроме Сергея. Даня это хорошо заметил, потому что присматривался как раз к нему. Разумеется, Сергей радовался, быстро говорил, смеялся со всеми вместе — но ясно, что он тоже загружен какой-то думой... Что вполне понятно.

Подоспел ужин. У Гвоздя в хозяйстве все имелось — в том числе неимоверных размеров кастрюля, где и замесили варево. Девчонки проявили чудеса кулинарного искусства: из имеющихся продуктов сварганили нечто, благоухающее аппетитным, сытным, домашним паром.

Явление этого блюда было встречено бурей восторгов. Тут же была провозглашена демократия: всяк подходи, черпай и жуй. Фуршет, одним словом, с поправкою, увы, на одичание.

С лицом светского льва Даня протолкался к Бабаю. Тот вооружился миской, ложкой — и наворачивал похлебку за обе щеки.

— Классно! — первое слово, коим встретил он подошедшего к нему коллегу.

— Согласен, — вежливо ответил Даня. — Слушай, мне надо бы с Сергеем вашим перетолковать кое о чем. Позволишь?

— Секреты? — Уфимский «генерал» был польщен, хотя и постарался этого не выдать.

— Догадки.

— Понятно. — Бабай облизал ложку. — Да какие разговоры! Для дела ведь нужно?

— Еще бы!

— А дело превыше всего.

Бабай произнес это так значительно, что сам себя удивил.

— Смотри-ка, — сказал он. — Тоже философом делаюсь!

— Это естественно, — утешил его Даня и пошел к Сергею.

Тот отсутствием аппетита также не страдал, причмокивая от удовольствия, жмурился.

— На здоровье, — пожелал ему Даня.

— Благодарствую, — и Сергей был не лыком шит.

— Хотел бы я с тобой поговорить всерьез...

— Это пожалуйста. Только...

— Что — только?

— Только еще хотел я добавки взять.

— Знаешь что, Серега? Ты бери добавку свою, и пойдем-ка мы с тобой на воздух, освежимся. Там и побеседуем. Гвоздь по случаю банкета свою электронику, небось, отключил. Так что не грех и на часах постоять. Давай, дуй.

Через пять минут оба стояли на улице, дышали морозной тьмой.

— А хорошо, правда? — искренне молвил Даня. — Свежо так, воздух как...

Запнулся. Эпитетов ему не хватило, чтобы сравнить зимний воздух с чем-то другим. Впрочем, Сергей его понял.

— Да, — сказал он, жуя. Ложка стукнула о миску. — Я у нас в лесу зиму любил. Ну, правда, я все времена любил. В каждом что-то хорошее есть.

На это Даня просто кивнул и перешел к делу:

— Хочу поговорить с тобой как с философом...

— Да какой я философ!..

— Ну, сын философа. Так вот, слушай. М-м... не знаю, как изъяснюсь.

— Пойму.

— Да? Ладно, попробую. Вот какая мысль гложет меня. Вижу я, что наш дух сильнее гоблинского. Ну, сам видел сегодня. Какая, к черту, магия! — Даня усмехнулся, вспомнив слова Кишки. — Вот. — Он вынул из кармана браслет Тощего.

— Что это? — Сергей не разглядел в темноте.

— Магический браслет ихний. Средство связи. Покруче нашего радио будет... И что? Да ничего. Наши святыни в сто раз сильнее этой магии. Факт! Верно?

Сергей выразил свое согласие тем, что крайне энергично проглотил последнюю ложку варева — так энергично, что и Даня это понял.

— Верно! — сказал он, как впечатал. — А при этом — вот беда! — Землю нашу мы им продули вчистую.

— Не вчистую...

— Не вчистую. Что ж, рад слышать. Но первое сражение — вдрызг. Теперь вроде как мало-помалу начинаем отвоевывать... На ощупь. Тут шажок, там шажок... Вот знаю, крестик работает как защита, половинка книги у Гондураса как-то действует. Найдем вторую половину, возможно, закроемся еще надежнее... Все это верно. Хорошо, полезно и так далее. Но ведь это шаг за шагом! Жизни не хватит. Нашей. Может не хватить. Надо поймать главное! Принцип. То, что должно сделать нас сильными. Такими, что вражья сила сама рассыплется в прах!.. Мы, люди, видно, это главное забыли, потеряли где-то в погоне за счастьем. Понимаешь?

— Ну еще бы. Гнались за счастьем, а нашли беду. Ты знаешь, мне отец об этом говорил. Не очень, правда, чтоб уж так... Все смеялся: потом скажу... Но кое о чем мы поговорить успели. И он говорил, что предупреждал, писал об этом, но никто не слушал. Не верил, что может так случиться. А оно взяло и случилось...

Ты знаешь, — прервал сам себя Сергей, — а ведь я тоже об этом думал. О чем?

— О преимуществах нашей души над гоблинской.

— Вот как! И что надумал?

— Да, собственно, вокруг да около... Да, мы выше. Мы нащупываем это, возвращаемся к нему. Но вот этот путь!..

— Ну так и я о том же! Значит, вот он — исходный пункт, откуда надо двигаться...

Даня почувствовал, что начинает повторяться. Надо, надо!.. Ясно, что надо. Он досадливо умолк.

Сергей уронил ложку, чертыхнулся. Стал шарить в темноте. Нашел.

— Я думаю, — сказал он, выпрямившись, — отец если и не нашел, то находил... был близок к этому. Он все что-то думал, писал... Ну да я уж об этом говорил.

Тут Дане пришла в голову неожиданная мысль.

— Серега, — сказал он, — а знаешь, давай-ка мы эту тему обсудим с монахами из Вольной зоны, из Новодевичьего.

— А можно?

— Почему ж нет! Я на днях с одним общался, и представь себе, с большим толком. Так что... слушай-ка, холодно, а! Так и простыть недолго. Пойдем.