Сибирское дело - Сергей Булыга

Потом, уже всё время вниз да вниз, они дошли до того места, где Маркел расстался с Силантием, остановились и срубили плот. Дальше они плыли на плоту, сперва по ручью, потом по реке. Река была очень норовистая, вся в перекатах. И вот на одном из таких перекатов их плот перевернулся, Маркел и Гаврила выплыли, а Игнат пропал в водовороте. Они его искали, не нашли. И пищаль его тоже пропала. Ну что делать? Пошли дальше. На привале сушили сеунч, подправляли печати. Потом шли дальше, уже лесом, потом снова плыли на плоту, выплыли почти что к самой Чердыни, соскочили с плота в воду, выбежали на берег и, берегом, дошли до Чердыни.

Чердынский воевода Пелепелицын очень удивился возвращению Маркела и сразу стал расспрашивать его о сибирских делах. Маркел отвечал неохотно. Тогда Пелепелицын, разгневавшись, строго спросил, не везёт ли Маркел с собой чего-либо недозволенного, как то, к примеру, мягкой рухляди – соболиных ли, беличьих, песцовых или же бобровых шкур. На что Маркел дерзко ответил, что с ним никакой поклажи нет, да и он не дедушка Макар, чтобы баловаться подобными делишками. Кто такой дедушка Макар, грозно вскричал Пелепелицын. Маркел в ответ только пожал плечами и сказал, что это так просто к слову пришлось. Пелепелицын засмеялся, подобрел и велел выписать Маркелу подорожную. И Маркел уехал – в тот же день. А стрелецкого десятника Гаврилу Спицу Пелепелицын оставил у себя, сказав, что у него великая недостача служилых людей. Так что Маркел опять ехал один, опять густо торчали те же ёлки по обочинам, а в деревнях сидели пермяки, которые ни словечка не знали по-нашему, но принимали хорошо и сменных коней давали справных.

На одиннадцатый день Маркел приехал в Устюг и, как и в прошлый раз, остановился в тамошней губной избе у губного старосты Костырина. Устюг теперь был тихий и пустой. Костырин сказал, что казаки, почти сразу за Маркелом, ушли на Волгу, нового воеводу в Устюг так и не прислали, а государев думный дьяк Бычков опять в отъезде. Так что в самый раз было сделать роздых, отоспаться, а то, чувствовал Маркел, у него все бока отбиты. Но очень хотелось в Москву! И Маркел в тот же день поехал дальше.

Вологду Маркел видел проездом, в тамошний кремль вообще не заезжал, сменил коней на ямском дворе и сразу поехал дальше. Нет, даже не ехал, гнал, денег не было – грозил скорой расправой, и проводники старалась. Маркел то и дело вскакивал, заглядывал вперёд, не показалась ли Москва.

А когда наконец показалась, то он аж прослезился. Встал, вышел из возка, и долго стоял, смотрел на стены, крыши, купола… и будто глазам своим не верил! Было это двадцать шестого августа, на Сретение Владимирской иконы Пресвятой Богородицы, через сто пятьдесят девять дней после того, как Маркел из Москвы выехал.

А теперь он, по Москве уже, по Сретенке, ехал обратно. Он думал вначале заехать в Приказ и там доложить князю Семёну о делах, и передать сеунч. Нет, даже сперва надо сеунч, он же победный, наши опять в Сибирь пришли, это же какая радость, а уже после говорить о сабле, которая хоть и не привезена в Москву, но тоже в наших руках, а это значит…

Ну и так далее, думал Маркел, князь Семён прочтёт сеунч и подобрев, кликнет Степана, велит ему открыть сундук и отвертеть Маркелу, за верную службу, пять, нет восемь, нет, десять аршин камки, или тафты, цена…

Ну и опять так далее. Маркел думал об этом, представлял, как Параска будет рада, и улыбался. А они ехали уже по Китай-городу, впереди был виден Кремль, они уже подъезжали к Никольским воротам…

Как вдруг кто-то сбоку заорал:

– Маркел!

Он обернулся. И увидел, что на крыльце Никольского, так называемого Привратного кабака стоит Филька. Пьяный в доску! И делает рукой вот так – мол, подойди ко мне.

В другой раз Маркел только бы отмахнулся и поехал дальше… А тут почуял беду! Велел проводнику остановиться, вышел из возка и подошёл к крыльцу. Филька, икнув, сказал:

– Вернулся! Я так и думал!

Маркел молчал, чуял, что это ещё не всё. И угадал – Филька, по-пьяному весело хмыкнув, продолжил:

– Тебя Гурий Корнеевич ждёт.

Маркел вздохнул полной грудью, а выдохнуть никак не мог. Филька утёр губы, сказал:

– Он раньше тебя явился. Ещё с самого утра.

– А… – начал было Маркел…

Но не спросил, не решился. Филька усмехнулся и сказал:

– Робеешь!

Маркел облизал губы и сказал:

– Дай нож!

– А твой где?

– В Сибири забыл.

Филька пожал плечами, дал свой нож. Маркел взял его, сунул в рукав, вернулся, бухнулся в возок и велел ехать дальше.

А когда они въехали в Кремль, Маркел велел ехать не прямо, а взять правей, к князя-семёновым палатам.

Возле княжеских ворот Маркел сошёл, прошёл через калитку, сторожа его сразу узнали, но окликать не решились.

Маркел шёл широким шагом, облизывал губы. Пройдя через князев двор, зашёл за поварню, за угол. Там, на заднем дворе, все уже знали, что Маркел вернулся, и вышли смотреть. Много во дворе было народу! Но Параски с Нюськой видно не было.

Да и их дверь была закрыта. А его, рядом, стояла раскрытая настежь.

Маркел поднялся по крыльцу, тряхнул правым рукавом, нож в рукаве задёргался, будто живой. Маркел прошёл через сени и вошёл в светлицу. Там, за столом, спиной к двери, кто-то сидел, волосатый, без шапки, в летней шубе, и громко ел огурец. Маркел остановился в двери и спросил:

– Эй, есть тут кто живой?!

Тот, кто ел огурец, замер, а потом спросил:

– Живой? – И сам же ответил: – А вот мы сейчас это посмотрим!

Обернулся, и Маркел увидел Гурия Корнеевича. Это был крепкий, широкий в кости и широколицый бородатый человек лет сорока, не меньше.

– А! – громко и насмешливо сказал Гурий Корнеевич. – Вот ты какой, Маркел! Да я тебя соплёй перешибу!

И встал со скамьи, лягнул её ногой, она упала. Гурий Корнеевич был высок ростом, на полголовы выше Маркела. Маркел облизнулся. Гурий Корнеевич, разгневавшись, воскликнул:

– Ты что, кот помойный, нажрался чужой сметаны, а за свои дела ответ не держишь?

– Как это не держу?! – сказал Маркел. – Я к себе в дом пришёл, а ты кто такой? Кто тебя звал сюда?!

Гурий Корнеевич аж задохнулся от гнева и оглянулся на дверь. Дверь была распахнута. Через дверь и дальше через сени был виден двор, во дворе было полно народу…

И Гурий Корнеевич смолчал. Только сказал:

– Ладно. Чего зря языком чесать? Пора и дело делать.

С этими словами он выхватил из ножен саблю и замахнулся ею. Эх, тут же подумал Маркел, вот бы где сейчас царёва сабля пригодилась, да только чего уже теперь – и вытряхнул нож из рукава.

– А! – закричал Гурий Корнеевич. – Знаем мы эти разбойничьи замашки! Сейчас будешь в меня ножи метать!