Нигерийский синдром - Хельга Графф

Никогда ничего из себя не корчи и не выпендривайся, вот и не станешь жертвой ограбления! Это простое правило не мешало бы запомнить многим представителям нашего шоу-бизнеса. Набитые чемоданы как простояли закрытыми весь отпуск, так и вернулись нетронутыми обратно, но привычка брать с собой все осталась на всю жизнь!

«Бентли», бодро промчавшись по Москве, выехал за ее пределы. За время, проведенное в пути, Иван рассказал мне о своей нелегкой детской жизни. Сам, выходец из приюта, родственников в России, тем не менее, имел. Это и мать, сбагрившая его, мальчишку с необычной внешностью, в которой просматривались африканские мотивы, с глаз долой, и бабушка с дедом, которые «помогли» дочери сделать такой «оригинальный» и «правильный» выбор. В детский дом Ваня попал в возрасте пяти лет, и с тех пор русских родственников никогда не видел. Они так ни разу и не появились на пороге дома для брошенных детей. Он догадывался о том, что у него есть родня где-то в далекой Африке, но попыток разыскать своего биологического отца не делал. В год окончания школы в детдоме появились люди в серых костюмах, которые долго разговаривали с директрисой, а затем ходили по группам мальчиков, присматриваясь к воспитанникам. Через неделю он узнал, что попал в разведшколу, и началась новая жизнь. Из этого детского дома взяли лишь двоих, его и еще одного пацана, тоже цветного, отец которого был китайцем.

Иван оказался весьма прилежным и талантливым учеником, легко осваивая все дисциплины, необходимые для нелегкой и небезопасной деятельности разведчика. Превосходно знал иностранные языки, прекрасно владел оружием. Имел отличное логическое мышление. А после разведшколы начались более чем серьезные задания, в основном, за рубежом, появились деньги. Ванькину виртуозную работу оплачивали очень щедро, и постепенно он превратился в состоятельного человека, конечно, не такого богатого, как Магомет или Петр Петрович, но все же.

– Ваня, а семья или девушка у тебя есть?

– Нам не положено, – строго сказал Иван, – вот когда выйду на пенсию, тогда и подумаю над этим вопросом.

Значит, девушки еще нет! На душе стало веселее. Не знаю почему, но я обрадовалась, что мой новый приятель не имеет второй половинки, хотя мне он годился в сыновья.

– Забудь, – напомнила мне о правилах приличия совесть, – и смотри на него, как на сына!

– Ах ты, старая хрычовка, на этого детеныша уже покушаешься? – с возмущением появились на горизонте мои душевные подружки. – Боже, какой разврат! Немедленно закатай свою губешку, тетка, это не твой кадр! Если уж приспичило, можешь с этим старым хрычом Абдуллой законтачить или Петровичем, а этого младенца своими нечистоплотными ручонками не трожь!

– Почему это нечистоплотными? Я всегда руки с мылом мою, так что не вам рассуждать о чистоте! – мне стало обидно.

– Ой, держите меня семеро! – захохотала совесть. – Тебе меня иногда в баню водить надо, а не ручонки твои загребущие! Уже взрослая тетя, а мысли, как всегда, особой порядочностью не отличаются!

– Нет, и правда, Ольга, у тебя же есть муж Лева, и нам совершенно неясно, почему тебя все время тянет не в свое гнездо, а в чужое?!

– Лёва из Могилёва! Да тесно мне в моем гнезде, развернуться негде! А вы, дорогие, отвалите-ка от меня, и без вас тошно!

Мы ехали уже почти три часа, как вдруг Иван притормозил на обочине и, достав из бардачка совершенно черную повязку, надел мне ее на глаза. Понятно, не хотел, чтобы я запомнила дорогу в «ад», где мне следовало пройти боевую подготовку. Пришлось еще какое-то время ехать, как крот, с закрытыми глазами, и вскоре, сняв с моих глаз повязку, Иван с радостью и облегчением сказал:

– Приехали, выходи!

После темноты все стало ослепительно белым. Вокруг стояли занесенные снегом сосны, а невдалеке виднелись одноэтажные деревянные корпуса небольших домиков, очевидно, бывший пионерский лагерь, ныне удачно приспособленный для подготовки агентов или боевиков. Возможно, он и не имел отношения к структурам ФСБ, а был в частном владении какого-нибудь генерала. Мы прошли мимо массивных металлических ворот, на которых остался след от когда-то висевшей здесь дощечки с названием лагеря. Я покорно плелась за быстроногим Иваном, успевая, тем не менее, с любопытством осматривать окрестности. Какая красота! Какое величие и умиротворенность! Более шести лет я проработала с ребятами в летних пионерских лагерях и всегда вспоминаю это время с удовольствием, хоть и хлопотно было, но жутко весело!

Мы вошли в один из близлежащих корпусов. Там царила строгая военная обстановка. Несколько мрачноватых мужчин сновали по комнатам в камуфляже, но без погон или каких-либо других опознавательных знаков. Ванька пригласил меня в кабинет. Навстречу нам из-за стола поднялся крупный седой дядька с пышными усами и, протянув мне руку и улыбнувшись, представился:

– Семен Михайлович…

– Буденный, – шуткой завершила я его представление.

– Так точно! – гаркнул военный, восхищенный моей «проницательностью», и от избытка чувств с силой сжал мою руку, да так, что я подпрыгнула.

Это же надо, полный тезка героя гражданской войны и военачальника Буденного! Такая редчайшая фамилия, оказывается, еще встречается. Начальник тем временем продолжал:

– Сейчас сюда придет ваш непосредственный руководитель, познакомитесь.

В этот момент раздался стук в дверь, и на пороге появился невысокого роста мужичонка, тоже с усиками, но той несимпатичной модели, какую носили величайший комик Чарли Чаплин и не менее великий злодей Адольф Гитлер: небольшой по форме прямоугольник строго между носом и верхней губой. Он точно так же, как пару минут назад Семен Михайлович, протянул мне руку со словами:

– Ворошилов Климент Ефремович!

У меня закружилась голова. Они надо мной издеваются, что ли?! Но оба мужичка были абсолютно серьезны. Наверное, здесь всё по-секретному и не принято называть настоящие имена, поэтому используются псевдонимы.

– А у вас здесь носят имена только героев гражданской войны?

– Нет, – успокоил меня товарищ Буденный, – есть и величайшей Французской революции. Мы и День Взятия Бастилии, знаете ли, отмечаем!

Отлично, придется, вероятно, столкнуться еще и с Жан Поль Маратом или Робеспьером! Я прямо-таки торчу от изумления!

В конце концов Семен Михайлович непосредственно перешел к той важной теме, из-за которой я и очутилась здесь.

– Ваша подготовка будет состоять из двух этапов – теории и практических занятий. Ничего сложного, но есть правила, по которым идет жизнь в этом лагере, и я сейчас их озвучу. Ежедневные занятия будут начинаться в 6:00…

Дикий ужас!!! Да я и проснуться-то к этому времени вряд ли смогу, а не то чтобы начать тренировку!

– А попозже нельзя? – робко прозондировала я почву.

– Нет, нельзя, не на курорте находитесь! Здесь железная дисциплина, – строго сказал Буденный, – тем более, вы не одна, кроме вас есть еще курсанты: три человека, правда, все мужчины.