Когда луна окрасится в алый - Анна Кей

имя богини Кагасе-о, возвращая себе оружие, привычно дернув цепь. Камы послушно, почти как живые, скользнули назад, ложась в руки. – Эта стерва одарила тебя благодатью, хотя сама даже не рискнула показаться на земле?

Слова Кагасе-о подтвердили предположение Йосинори. Но если о благословении от иных богов он слышал, то помимо императорской семьи не было никого достойного благодати богини солнца.

Следующие атаки были хаотичными, резкими и злыми. Камы поочередно летели в Йосинори, намереваясь достать его, но он уклонялся, отбивал клинки и отправлял в ответ своих сикигами, потому что сам пока не мог приблизиться. Кусанаги был хорош в ближнем бою, но кусаригама просто не позволяла ему приблизиться к Кагасе-о, чтобы вести сражение на своих условиях.

В их отлаженную битву совершенно неожиданно вмешалась Аямэ. Расправившись с собственными противниками, она со спины набросилась на Кагасе-о, намереваясь застать его врасплох, но тысячелетний опыт помог тому избежать удара. С диким хохотом он увернулся от меча Аямэ, прыжком ушел от бросившихся на него драконов и в очередной раз отправил каму в Йосинори. Казалось, что его невозможно не то что убить – ранить. Даже от внезапной атаки Карасу-тэнгу с воздуха он смог увернуться.

Втроем они сражались с одним богом, но охраняй гору несколько… Они старались не думать об этом.

В пылу битвы, когда все его мысли были сосредоточены только на том, как бы добраться до противника, Йосинори забыл про Тетсую. Отстраненно, где-то на грани сознания он помнил о нем, отчаянном и решительном, готовом броситься в бой в любой момент. Но совершенно не был готов к тому, чтобы увидеть, как Тетсуя тихо, по-охотничьи, проскользнул Кагасе-о за спину и совершил то, что не смогли ни оммёдзи, ни ёкай, – ранил бога.

Кагасе-о закричал, не столько от боли, сколько от неожиданности и злости, и обернулся так резко, что погруженный в его ногу меч вырвался из рук Тетсуи. Обезоруженный, он повалился на землю, приподнялся на локтях и со смесью упрямства и ужаса на лице уставился на Кагасе-о.

– Человечишка! – презрительно пробормотал Кагасе-о, небрежно доставая из ноги меч и ломая его одной лишь силой своей энергии. – Я и забыл, ваши ауры столь ничтожны, что я даже порой их не ощущаю…

Как в дурном пророческом сне, где он был лишь невольным наблюдателем, Йосинори смотрел на то, как Кагасе-о хватает Тетсую за горло и поднимает в воздух. Ноги Тетсуи болтались над землей, безуспешно пытаясь найти опору. Страх застыл в глазах, когда он смотрел в раздраженное, почерневшее от гнева лицо бога, которому в прежние времена возносил молитвы.

Кагасе-о поднял каму и решительно, с нескрываемой яростью вонзил ее в тело Тетсуи, а после резанул ею вниз, вспарывая живот. Нечеловеческий крик боли и страданий сотряс воздух. Тетсуя еще пару мгновений дергался, отчаянно пытаясь вырваться из хватки, царапал короткими ногтями руку Кагасе-о, бил ногами воздух. Один, второй, третий судорожный выдох сорвались с губ Тетсуи, но следующего вдоха не последовало. Безвольными плетями руки повисли вдоль тела, покрытые кровью, что все продолжала стекать вниз, образуя темную лужу.

Его отбросили в сторону как ненужный мусор. Аура ками, прежде не дававшая никому приблизиться к Кагасе-о, пока он расправлялся с Тетсуей, поутихла, практически сошла на нет, вот только ни Йосинори, ни Аямэ, ни даже Карасу-тэнгу не сдвинулись с места. Разум и инстинкты их буквально кричали о том, что они обязаны двигаться, если не хотят стать следующими жертвами, но увиденное заставило их замереть.

Первым пришел в себя Карасу-тэнгу. Из тьмы, порожденной его крыльями, он извлек танто и набросился на Кагасе-о. Металл встретился с металлом – и по лесу разнесся звон и скрежет, от которого хотелось закрыть уши.

Йосинори очнулся следующим. Его сикигами атаковали Кагасе-о, но в этот раз нападали на него не напрямую, а летали понизу, чуть выше земли, метя в ноги, чтобы повалить противника. Способность контролировать собственный размер помогала: уменьшившиеся драконы свободнее перемещались по лесу, огибая деревья и порой скрываясь в кустарниках, чтобы из их теней ринуться на бога.

Аямэ замерла. Было видно, что она взяла себя в руки, готовая напасть, но выжидала, и это противоречило всему, что Йосинори о ней знал. Аямэ же чуть склонилась к земле и приподняла меч, готовая в любой момент атаковать. Ее глаза неотрывно следили за каждым шагом Кагасе-о, в то же время замечая, как движется Карасу-тэнгу и как нападает Йосинори. Она ждала и ждала. Наблюдала за тем, как Кагасе-о избегает Кусанаги, как уворачивается от танто, как морщится и недовольно рычит из-за укусов и ожогов драконов. Она выжидала и наконец…

Выпущенной стрелой Аямэ ринулась вперед, одним движением перерезая сухожилия на ногах Кагасе-о. Во второй раз он закричал, рухнул на колени, бранясь и безуспешно пытаясь подняться. Сикигами набросились мгновенно, вгрызаясь острыми клыками в руки, кусаригама рухнула наземь, и звон цепи смолк.

Подобно духу отмщения, Йосинори навис над Кагасе-о. Ками смотрел на оммёдзи, и во взгляде его читалось нечто схожее с недоумением, как если бы он не мог поверить, что его все же повергли. Страха не было вовсе. Вместо этого что-то похожее на восхищение появилось на лице бога, когда осознание настигло его.

– А вы оказались не так уж плохи! Сын Кудзунохи, отмеченная Сусаноо и наследник Великого Ворона. Вот только моя смерть ничего не изменит – вы все равно проиграли…

Кусанаги опустился со свистящим звуком, снося голову Кагасе-о. Черная кровь готова была хлынуть из раны, грозя залить собою окружение, но стоило ей появиться – как воздух стал гуще и тело ками начало исчезать. Оно растворялось не золотым сиянием, как это происходило с другими богами, а золой и пеплом оседало на землю, подобно демонам.

– Если бы раньше работали более слаженно… – начала Аямэ, но ее прервал Карасу-тэнгу:

– Скорее всего, ничего бы не изменилось. Юноше была отмерена короткая жизнь.

– Но мы могли подарить ему хотя бы еще один день!

– Это уже неважно…

– «Неважно»?! – Аямэ была возмущена настолько, что в воздухе запахло приближающейся грозой. Она тяжело дышала и смотрела на Карасу-тэнгу с такой ненавистью, словно он ее предал.

– Да, сейчас это уже неважно. Главное – остановить Озему, иначе умрет куда больше людей.

– Этого мальчика звали Уэно Тетсуя!

Карасу-тэнгу какое-то время смотрел на Аямэ, тяжело дышащую, раздраженную, но не имеющую больше слов, чтобы возразить хоть что-то, потому что он был прав. Из-за маски они не видели выражение его лица, но Йосинори подозревал, что даже открой Карасу-тэнгу лицо – они бы не смогли понять, что именно оно выражает.

– Мы оплачем его позже, а сейчас нужно завершить нашу задачу.

Резко отвернувшись от тэнгу и бросив последний взгляд на безжизненное тело Тетсуи, Аямэ нехотя кивнула и, спрятав свое оружие в ножны, бросилась выше в горы, стремясь уйти от оставшихся за спиной смерти и боли как символов их бессилия.

Генко не сражалась так уже несколько столетий, когда в ход шли только когти и клыки, а желание бороться питалось исключительно ненавистью, но не справедливостью. Ей хотелось именно этого – растерзать, разорвать, выпотрошить, раскромсать так, чтобы никто и никогда не смог найти ни кусочка проклятой плоти, но она не могла. Генко так сильно хотелось собственноручно уничтожить Озему, лично убить его, но отравленная кровь не позволяла даже приблизиться к нему, чтобы нанести достойную рану.

Вместо этого ей приходилось орудовать чужой катаной, чуть длиннее обычной, ненамного, но достаточно, чтобы сражаться одной рукой уже было неудобно. Потеря левой руки вряд ли бы ощущалась настолько остро в другое время, но сейчас, в разгар битвы, где рядом умирали люди и ёкаи, ее отсутствие оказалось существенным. Боль на месте отрезанной конечности изредка давала о себе знать, но ее Генко игнорировала. Она уже перенесла более сильные муки, чтобы обращать внимание на нынешние неудобства, и все же никогда прежде она не благодарила Небеса, что являлась ёкаем. Родись она человеком, боль подкосила бы ее мгновенно, но суть кицунэ была способна вынести куда больше.

В какой-то момент сражения, в котором теперь ей приходилось чаще отступать, чем наносить удары и тем более атаковать самой, она едва не столкнулась с Бьякко. Та взволнованно покосилась на отсутствующую руку старшей сестры, но ничего не сказала, занятая собственной битвой и попытками уводить врагов подальше от Инари. Богиня же танцевала со своим тэссэном, уничтожая противников, и со стороны могло казаться, что делает она это с поразительной легкостью, но поджатые губы и нахмуренные брови свидетельствовали об обратном. Количество нападающих духов было огромным, и это уже не столько надоедало и раздражало