Лениград - 43 - Влад Савин

Точка встречи их флота с янки. Где-то на границе «зон ответственности». Могут ли «кондоры» из Тронхейма засечь русскую эскадру и передать ее курс? У русских нет авианосцев, и значит, для разведчика риск невелик. И атаковать надо в английской зоне, где не будет «змея». Занять позицию заранее, и патрулировать на малом ходу, не поднимая ни перископ, ни антенну. Парижский узел связи уже вступил в строй, его передачи на длинных волнах можно принять на глубине десять-пятнадцать, без всплытия на перископную. Штабы предупреждены — самолет скинет информацию на берег, где она немедленно будет передана в Париж, а оттуда нам в море.

А дальше — помоги бог унести ноги! Надеюсь, будет не труднее, чем авианосцы топить!

И если вернусь… Рейху нужны Герои! Жалко адмирала-берсерка, проклятые французы! — но это значит, что место Первого Героя Кригсмарине вакантно! И если в люфтваффе кричат, «будь таким как Хартман, белокурый рыцарь Рейха», то отчего же в кригсмарине нет равной фигуры, ведь это не только чины и награды — Первого Героя и гестапо тронуть не решится! А то каждый раз выходить в море под топором, «если не сделаешь, во враги», это никаких нервов не хватит!

Не знаю, кто там плывет в Мурманск — не сам же Черчилль, или Рузвельт, а может быть оба? Но вот Бриллианты, а главное, дальнейшую спокойную жизнь, они мне обеспечат!

Если вернемся живыми.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка «Воронеж». К востоку от острова Медвежий

И что это было?!

Идем, тихо-мирно, никого не трогаем, глубина сто пятьдесят, ход четырнадцать. И вдруг за кормой, на правой раковине (по-сухопутному, сзади-справа), грохот, да такой, словно целый дивизион эсминцев кого-то бомбит! Мы, естественно, действуем по тактике, курс изменить, увеличить глубину до трехсот, ход полный — свою задачу имеем, и непонятки нам не нужны. Затем стали разбираться, а что собственно, случилось? Акустики клянутся, что наверху не было никого. Без хода стояли, в засаде? А как тогда нас вычислить сумели, и отчего не преследуют? Не нас бомбили, а кого-то другого — так нет тут никого, уж подлодку бы точно не прозевали! Глубины тут уже под километр, так что в самоподрыв (или управляемый подрыв) минного поля верится с трудом, не изобрели еще ни «кэпторов», ни даже наших реактивно-всплывающих.

Ну и ладно. Корабль никаких повреждений не получил, непосредственной опасности не наблюдается. А в то что у немцев вдруг появились средства, способные поймать атомарину на такой глубине и скорости… ну если только те же «зеленые человечки», что нас сюда перебросили, теперь и фрицам что-то одолжили? А хрен его разберет, с них станется! Так что бдить, и докладывать немедленно, если что-то необычное засечем! Хотя если у этих, из будущего, такая техника, что ж они так плохо стреляют — хотели бы «восстановить равновесие», так не промазали бы настолько?

В общем, обошлось нам это еще в столько-то сожженных нервов. И лишь когда всплыли под перископную в точке рандеву и связались с «Куйбышевым», то узнали, что сами того не желая, устроили переполох на весь Северный флот — ну, включая штаб, командование ВВС, и Нарвикскую базу, точно!

Ведь знали же что у фрицев есть летающие магнитометры! И даже сбивали этих уродцев — летающая лодка «Блом и Фосс» с огромным кольцом антенны под фюзеляжем. Появились они в прошлую зиму, и именно после наших дел — но уже с лета их было незаметно, и пользы мало, уж очень мал радиус обнаружения, надо совсем над лодкой проскочить, какова вероятность? — и слишком уязвимы, и ценны — а наши дальние истребители над морем уже летают, скольких фрицев отправили рыбу кормить!

Но вот сейчас немцы снова взялись за свое. И совсем по «еврейскому счастью», один такой проскочил прямо над нами. И дал засечку. А вот дальше все пошло не так, как фрицы думали. Прибор срабатывает, когда дистанция до лодки минимальна. А вот курс ее — не определить! И скорость самолета даже в поисковом режиме, под триста камэ в час, и такая же инерция у бомбы, или буя-маркера, даже если бросать немедленно по сработке аппаратуры. А еще добавьте время, необходимое следующей позади эскадрилье «юнкерсов» отработать глубинными бомбами по площади вокруг маркера, который еще и ветром и волнами сносит. В общем, промахнулись почти на километр, а второй раз засечь нас, уже не повезло. И не одно везение — на ста метрах глубины нас еще могли как-то заметить, но на трехстах под водой аппаратуры этого времени точно, не хватит!

Тут спохватился штаб Северного флота, перехватив немецкий радиообмен. И представив, что будет, если «моржиху» не дай бог, потопят, поднял в воздух не только истребителей, но и торпедоносцы, «Бостоны-Ж», скорость как у «пешки» и батарея крупнокалиберных в носу. И именно «бостоны» перехватили возвращающихся немцев, а истребители уже к самому концу подошли — короче, из девятки бомберов ушли лишь трое, и магнитометр тоже свалили. Но вот живы мы или нет, не имели понятия, пока мы не вышли на связь. И теперь, как заверил Кириллов, обязательно последуют «оргвыводы» — ведь могли же по тому же радиообмену и раньше понять, кто над морем шастает? И без всякого милосердия к виновным — а вдруг завтра так кого-то из наших потопят? Вы же, товарищ Лазарев, сами рассказывали, что у вас так в сорок четвертом свои же по халатности штаба авиаполка Щ-402 утопили со всем экипажем, Гвардейскую и Краснознаменную? Мы про ту историю тоже помним — и подобную халатность каленым железом выжигаем, чтобы и думать никто про нее не смел!

Да, если так пойдет, то и меня по возвращении спросят, а отчего на недостаточной глубине и малой скорости шел? Так отвечу — чтобы металл не перегружать! Ресурс же наш не бесконечен, хочется подольше СССР послужить — и ясно, что а трехстах метрах и полном ходу нагрузка и на корпус, и на всю арматуру, и на механизмы, гораздо больше? А полноценно сделать ремонт, если всерьез что поломается, вот очень сомневаюсь, что сумеют, на здешней технологии и материалах. Хотя и говорил мне Сирый, что в металлургии и сварке тут здорово продвинулись вперед, уже марки стали есть, которые в нашей истории лишь в пятидесятые пошли. Но надеюсь, примут такое объяснение за уважительную причину?

Ходим в точке встречи, уже с американцами. Вот-вот они уже должны быть, слышим их по акустике, до них миль пятьдесят. Наверху наши эсминцы, связь с ними уже установлена. И — «не поход боевой, а шикарный круиз», как в песне, которая в этом времени тоже успела стать известной, если бы еще солнышко, свежий воздух, и тепло, а не двести метров арктической воды над головой. Условия наверху, как нам передали, волна балла в четыре, и видимость плохая, скоро сумерки — эта информация для нас не роскошь, а необходимость, насколько перископ и выдвижные устройства будут заметны. Противника не наблюдается — немецкой авиации наши хорошо дали прикурить, корабли их ждем с нетерпением, и лодку тоже издали услышим. Сколько у нас боевой счет — уже шестьдесят с чем-то? Может все же успеем до конца войны и трехзначную цифру набрать.

Ну, накаркал! Акустик докладывает — поймал контакт! Не захватил уверенно, а удалось ухватить на какую-то секунду, и пропал. Компьютер идентифицирует по сигнатуре — с шестидесятипроцентной вероятностью, «двадцать первая», пеленг 260, вероятная дистанция свыше десяти миль. Гидроакустика, это наука не точная — тут очень много факторов влияют, как гидрологических, так и курсовой угол относительно наших антенн, отчего помимо уверенного радиуса обнаружения возможны единичные случай таких вот «проблесков» на дистанции, большей в разы. Но ситуацию понять легко: немец, держась от нас в чужой зоне, подкрадывается к союзникам. И очень может быть, атакует удачно. Слышали мы уже «двадцать первую» у Нарвика в бою против эскадры янки — и асдики ее не брали.